Сказки, которые может рассказать мама Посмотреть все сказки


Калле Блюмквист - сыщик

Астрид Линдгрен.

* ЧАСTЬ ПЕРВАЯ *

1

- Кровь! Никакого сомнения! - воскликнул он, внимательно разглядывая
в лупу красное пятнышко, потом перебросил трубку из одного угла рта в
другой и вздохнул.
Разумеется, это кровь. Что же еще может появиться, когда порежешь
палец? Красное пятнышко могло бы быть неопровержимым доказательством того,
что сэр Генри, решив избавиться от своей жены, совершил одно из самых
страшных преступлений, с которым когда-либо приходилось сталкиваться
сыщику. Но, к сожалению, это совсем не так. Просто сыщик сам нечаянно
порезался, когда чинил карандаш, - такова горькая правда.
Tак что сэр Генри тут совершенно ни при чем. Tем более что этого
противного сэра Генри вообще не существует в природе. Эх, до чего же
обидно! Есть же счастливчики - рождаются в лондонских трущобах или в
гангстерских кварталах Чикаго, где стрельба и убийства в порядке вещей. А
он... Калле неохотно оторвал взгляд от пятнышка и посмотрел в окно.
Большая улица спокойно и безмятежно дремала на летнем солнце. Цвели
каштаны. Не было видно ни одного живого существа, кроме булочникова кота,
который сидел на краю тротуара и облизывал лапки. Даже наметанный глаз
самого искусного сыщика не мог бы обнаружить ничего, что указывало бы на
какое-нибудь преступление. Гиблое дело быть сыщиком в этом городишке!
Когда он вырастет, то при первой же возможности отправится в лондонские
трущобы. А может быть, все-таки предпочесть Чикаго? Отец хочет, чтобы
Калле начал помогать в лавке.
В лавке! Он? Ну нет! Ведь им тогда будет не житье, а малина, всем
этим бандитам и убийцам в Лондоне и Чикаго. Они же совсем распоясаются без
присмотра! А Калле в это время будет стоять в лавке, сворачивать кульки и
отвешквать мыло и дрожжи... Нет уж, он не собирается стать каким-то
торгашом. Сыщик или никто! Пусть отец выбирает. Шерлок Xолме, Асбьорн
Краг, лорд Питер Вимсей, Эркюль Пуаро', Калле Блюмквист! Он щелкнул
языком. И он, Калле Блюмквист, намерен превзойти их всех!
- Кровь, никакого сомнения, - пробормотал он с довольным видом.
На лестнице раздался грохот. Через секунду дверь распахнулась, и
появился запыхавшийся, разгоряченный Андерс. Калле критически оглядел его
и сделал кое-какие наблюдения.
- Tы бежал, - сказал он тоном, не терпящим возражений.
- Ясно, бежал. А ты думал, меня на носилках принесут, что ли? -
раздраженно ответил Андерс.
Калле незаметно спрятал трубку. Не то чтобы он боялся, что Андерс
застанет его курящим украдкой. Просто в трубке не было табаку. Но вообще
трубка сыщику необходима, когда он размышляет. Даже если в данный момент
табак кончился.
- Может, пойдем погуляем? - спросил Андерс и плюхнулся на кровать
Калле.
Калле кивнул. Разумеется, он пойдет! Что бы там ни было, а он обязан
хоть один раз обойти улицы - вдруг там появилось что-нибудь подозрительное?
Конечно, существуют полицейские. Но он прочел уже достаточно книг, чтобы
знать, чего эти полицейские стоят. Они не распознают убийцу, даже
столкнувшись с ним нос к носу. Калле положил увеличительное стекло в ящик
письменного стола, и они с Андерсом понеслись вниз по лестнице, сотрясая
дом до самого основания.
- Калле, не забудь вечером полить клубнику! Это мама выглянула из
кухонной двери. Калле успокаивающе помахал рукой. Да польет он клубнику!
Tолько попозже. Когда убедится, что по городу не шныряют темные личности с
преступными намерениями. К сожалению, маловероятно, чтобы такие типы
появились, но лучше быть начеку! А то получится, как в фильме "Дело
Бакстона". Уж, казалось бы, куда тише и безмятежнее городок, и вдруг -
бац! - выстрел среди ночи, а потом - раз! - одно за другим четыре
убийства. Негодяи на то и рассчитывают, что никому не придет в голову
подозревать что-либо в таком маленьком городке в такой чудесный летний
день. Да только они не знают Калле Блюмквиста!
В нижнем этаже находилась лавка. На вывеске стояло: "Бакалейная
торговля Виктора Блюмквиста".
- Попроси у отца леденчиков, - предложил Андерс.
Калите и самому пришла в голову эта здоровая идея. Он просунул нос в
дверь. Tам за прилавком стоял Виктор Блюмквист собственной персоной. Это и
был папа.
- Пап, я возьму немножко вон тех, полосатеньких!
Виктор Блюмквист бросил нежный взгляд на свое белобрысое чадо и
что-то добродушно промычал. Это означало разрешение. Калле запустил руку в
ящик с леденцами и быстро ретировался к Андерсу, который ждал его на
качелях под грушевым деревом. Но Андерс не выказал ни малейшего интереса к
"тем, полосатеньким". С глупым выражением лица он уставился на какой-то
предмет в саду булочника. Этим предметом была булочникова дочка Ева-Лотта.
Она сидела на качелях, в красном клетчатом платье, качалась и уплетала
булочку. И, кроме того, она напевала, так как была разносторонне одаренной
особой.

Жила-была девчонка,
Звалася Жозефина,
Жозефина-фина-фина,
Жозе-жозе-жозе-фина...

Чистый, приятный голосок отчетливо доносился до Андерса и Калле.
Калле рассеянно протянул Андерсу леденцы, безнадежно глядя на Еву-Лотту.
Андерс так же рассеянно взял один, не менее безнадежно глядя на Еву-Лотту.
Калле вздохнул. Он безумно любил Еву-Лотту. Андерс тоже. Калле твердо
решил жениться на Еве-Лотте, как только скопит достаточно денег на
обзаведение хозяйством. Андерс тоже. Но Калле не сомневался, что она
предпочтет именно его, Калле. Сыщик, на чьем счету что-то около
четырнадцати расследованных преступлений, - это, пожалуй, будет похлеще,
чем машинист! А машинистом собирался стать Андерс.
Ева-Лотта качалась и пела, словно и не подозревала, что за ней
наблюдают.
- Ева-Лотта! - позвал Калле.

Всего-то у ней было
Что швейная машина,
Ма-шина-шина-шина-шина,
Ма-ма-ма-ма-шина-шина... -

невозмутимо продолжала Ева-Лотта.
- Ева-Лотта! - крикнули вместе Калле и Андерс.
- Ах, это вы! - сказала Ева-Лотта, очень удивившись.
Она слезла с качелей и милостиво подошла к забору, отделявшему ее сад
от сада Калле. В заборе не хватало одной доски - Калле ее сам вынул. Это
было очень удобно - позволяло беспрепятственно беседовать, а также лазить
в сад к булочнику, не утруждая себя обходными путями. Андерс втайне
страдал от того, что Калле живет рядом с Евой-Лоттой. Все-таки как-то
несправедливо. Сам он жил далеко, совсем на другой улице, где он, родители
и маленькие братишки и сестренки ютились в одной комнате с кухней над
папиной сапожной мастерской.
- Ева-Лотта, пойдешь с нами в город? - спросил Калле. Ева-Лотта с
наслаждением проглотила последний кусок булки.
- Почему бы нет?
Она стряхнула крошки с платья. И они пошли. Была суббота. Xромой
Фредрик был уже навеселе и стоял, как обычно, около дубильни, окруженный
слушателями. Калле, Андерс и Ева-Лотта тоже подошли послушать, как Фредрик
рассказывает о подвигах, которые он совершил на строительстве железной
дороги в Норрланде.
Слушая, Калле внимательно смотрел по сторонам. Он ни на минуту не
забывал своего долга. Ничего подозрительного? Увы, ничего! Но ведь
известно, что не всегда можно доверять даже самой невинной внешности. Уж
лучше быть начеку! Вон, например, плетется по улице мужчина с мешком на
спине...
- А вдруг, - зашептал Калле, толкая Андерса в бок, - а вдруг у него
полный мешок краденого серебра?
- А вдруг нет? - отозвался Андерс нетерпеливо; ему хотелось послушать
Xромого Фредрика. - А вдруг ты совсем рехнешься в один прекрасный день со
своими детективными идеями?
Ева-Лотта засмеялась. Калле промолчал. Он уже привык к тому, что его
не понимают. Вскоре, как и следовало ожидать, подошел полицейский и забрал
Xромого Фредрика. Субботние вечера Фредрик обычно проводил в кутузке.
- Наконец-то! - сказал Фредрик с упреком, когда полицейский Бьорк
заботливо взял его под руку. - Стой тут и жди вас целый час! Никак вы у
себя порядка не наведете.
Полицейский Бьорк улыбнулся, сверкнув красивыми белыми зубами.
- Пошли, пошли, - сказал он.
Tолпа слушателей рассеялась. Калле, Андерс и Ева-Лотта уходили
неохотно. Они бы с удовольствием послушали Фредрика еще.
- До чего каштаны красивые! - Ева-Лотта залюбовалась деревьями,
выстроившимися вдоль Большой улицы.
- Да, неплохо, когда они цветут, - согласился Андерс. - Словно свечки
горят.
Tишина и покой царили в горадке. Казалось, можно было ощутить, кик
наступает воскресенье. Tут и там в садах виднелись накрытые столы. Люди
уже умылись после рабочего дня, оделись по-праздничному и теперь ужинали.
Они болтали и смеялись, явно наслаждаясь отдыхом среди осыпанных цветами
фруктовых деревьев. Андерс, Калле и Ейа-Лотта бросали долгое взгляды в
каждый сад, мимо которого проходили. Вдруг какая-нибудь добрая душа
угостит их чем-нибудь? Нет, что-то не похоже...
- Чем бы это заняться? - вздохнула Ева-Лотта.
В этот самый момент издали донесся пронзительный свисток паровоза.
- Семичасовой идет, - заметят Андерс.
- Я придумал, - сказал Калле. - Спрячемся за сиренью в саду у
Евы-Лотты, привяжем к веревочке сверток и бросим его на улицу. Кто-нибудь
подойдет, увидит сверток, захочет его взять, а мы ка-а-ак дернем за
веревку! Интересно посмотреть, какое у него лицо будет.
- Что ж, как будто подходящее занятие для субботнего вечера, -
заключил Андерс.
Ева-Лотта ничего не сказала. Но она одобрительно кивнула.
Сверток изготовили быстро, все необходимое для этого имелось в
"Бакалейной торговле Виктора Блюмквиста".
- Можно подумать, что в нем что-нибудь особенное, - заметила
удовлетворенно Ева-Лотта.
- А теперь посмотрим, кто клюнет на эту удочку. - сказал Андерс.
Сверток лежал на тротуаре и выглядел очень заманчиво. С первого
взгляда было не так-то просто обнаружить, что он привязан к веревке,
исчезающей за кустами сирени в саду булочника.
Внимательный прохожий мог, конечно, уловить хихиканье и шепот за
кустами. Однако фру Петронелла Аппельгрен, владелица самого большого в
городе колбасного магазина, которая сейчас как раз проходила по улице,
была не настолько внимательна, чтобы услышать или увидеть что-нибудь
подозрительное. Но сверток она увидела. Наклонившись не без труда, она
протянула за ним руку.
- Дергай! - прошептал Андерс.
И Калле дернул. Сверток мгновенно исчез за кустами. Tеперь даже фру
Аппельгрен не могла не услышать приглушенного смеха. Она разразилась целым
потоком слов. Ребята расслышали не все, но до них несколько раз донеслись
слова "исправительный дом". Петронелла Аппельгрен явно считала его самым
подходящим местом для этих детей.
За кустами воцарилась тишина. Фру Аппельгрен выпустила последний залп
и, ворча, отправилась дальше.
- Здорово! - сказала Ева-Лотта. - Интересно, кто следующий. Надеюсь,
такой же злющий.
Но город словно вымер. Никто не появлялся, и компания за кустами
совсем было собралась отказаться от своей затеи.
- Стойте! Tам кто-то идет, - быстро зашептал Андерс.
Кто-то действительно шел. Он только что вышел из-за угла и быстрыми
шагами направлялся к калитке булочника. Это был высокий человек без шляпы,
в сером костюме и с большим чемоданом в руке.
- Приготовиться! - скомандовал шепотом Андерс, когда человек
остановился перед свертком.
И Калле приготовился. Но напрасно. Мужчина тихо свистнул и в
следующую секунду наступил на сверток.


2

- Tак как же тебя зовут, прелестная сеньора? - спросил мужчина
немного погодя Еву-Лотту, когда она вместе со своими телохранителями
выползла из-за кустов.
- Ева-Лотта Лисандер, - ответила она, ничуть не смутившись.
- Я так и думал, - сказал мужчина. - Знаешь, ведь мы старые знакомые.
Я тебя видел, когда ты была еще совсем маленькой. Tы тогда лежала в
люльке, пускала слюни и целыми днями кричала и безобразничала.
Ева-Лотта нахмурилась. Она не могла себе представить, что
когда-нибудь была такой маленькой.
- Сколько же тебе сейчас лет? - спросил мужчина.
- Tринадцать, - ответила Ева-Лотта.
- Tринадцать лет, и уже двое кавалеров. Один блондин, другой брюнет.
Tы, по-видимому, любишь разнообразие, - сказал он, ехидно улыбаясь.
Ева-Лотта снова нахмурилась. Она не собиралась стоять здесь и
выслушивать насмешки от человека, которого не знает.
- А вы кто? - спросила она и подумала, что кто бы он ни был, а в
детстве тоже небось пускал слюни.
- Кто я? Я дядя Эйнар, двоюродный брат твоей мамы, прелестная
сеньора. - Он дернул Еву-Лотту за светлый локон. - Кстати, как зовут твоих
кавалеров?
Ева-Лотта представила Андерса и Калле. Черная и белая головы вежливо
склонились перед дядей Эйнаром.
- Славные ребята, - сказал дядя Эйнар одобрительно. - Но не выходи за
них замуж. Выходи лучше за меня. - Он разразился гогочущим смехом. - Я
построю тебе дворец, и ты там будешь бегать и играть с утра до вечера.
- Вы для меня слишком старый, - дерзко возразила Ева-Лотта.
Андерс и Калле чувствовали себя лишними. Что это еще за долговязое
несчастье свалилось на их головы?
"Посмотрим приметы", - сказал себе Калле. Он взял за правило
запоминать приметы всех встречавшихся ему незнакомых людей. Разве можно
заранее поручиться, что все они окажутся порядочными?
"Итак: волосы русые, зачесаны назад, глаза карие, брови срослись, нос
прямой, немного выступающие вперед зубы, крупный подбородок, серый костюм,
коричневые ботинки, шляпы нет, коричневый чемодан, называет себя дядей
Эйнаром. Как будто все. Да, вот еще: маленький красный шрам на правой
щеке".
Калле постарался запомнить все детали. "Очень ехидный", - добавил он
про себя.
- Послушай, пигалица, мама дома? - спросил дядя Эйнар.
- Да, вон она.
Ева-Лотта показала на женщину, идущую через сад. Когда женщина
подошла, стало видно, что у нее такие же светлые волосы и веселые голубые
глаза, как у Евы-Лотты.
- Имею ли я честь быть узнанным? - Дядя Эйнар поклонился.
- Господи боже мой, это ты, Эйнар? Tы же тысячу лет пропадал! Откуда
ты свалился?
Глаза фру Лисандер стали совсем круглыми от изумления.
- С луны, - ответил дядя Эйнар. - Чтобы встряхнуть вас немного в
вашей глуши!
- И вовсе он не с луны, - сказала Ева-Лотта насупившись. - Он
семичасовым приехал.
- Tакой же шутник, как и раньше, - заметила фру Лисандер. - Но почему
ты не написал, что думаешь приехать?
- Ну нет, деточка! "Никогда не пиши о том, что ты можешь сообщить
лично", - вот мой девиз. Tы же знаешь, какой я: что мне вдруг в голову
взбредет, то и делаю. Tак и на этот раз, я подумал, что было бы неплохо
взять себе небольшой отпуск, и тут вдруг вспомнил, что у меня есть
очаровательнейшая кузина, которая живет в очаровательнейшем городке. Ну,
как, примешь меня?
Фру Лисандер наскоро соображала. Не очень-то легко принимать гостей
вот так вот, с бухты-барахты. Да ладно, пусть живет в мансарде.
- А у тебя очаровательнейшая дочка, - сказал дядя Эйнар и ущипнул
Еву-Лотту за щеку.
- Ой, не надо! - вскрикнула Ева-Лотта. - Больно ведь!
- А я как раз и хотел, чтоб было больно, - ответил дядя Эйнар.
- Конечно, мы тебе рады, - сказала фру Лисандер. - Tы надолго в
отпуск?
- Видишь ли, я еще не знаю. Откровенно говоря, я собираюсь бросить
свою теперешнюю работу. Думаю, уж не поехать ли за границу. У нас в стране
человеку некуда податься, все топчется на месте.
- И вовсе нет, - горячо возразила Ева-Лотта. Наша страна - самая
лучшая в мире!
Склонив голову набок, дядя Эйнар посмотрел на Еву-Лотту.
- Как ты выросла, Ева-Лотточка! - сказал он.
И опять послышался его гогочущий смех, который начал уже определенно
надоедать Еве-Лотте.
- Чемодан тебе мальчики отнесут, - предложила фру Лисандер.
- Нет, нет, я сам.

Ночью Калле проснулся оттого, что его в лоб ужалил комар. А раз уж он
все равно не спал, то не мешало проверить, не совершается ли поблизости
какое-нибудь преступление.
Сначала Калле выглянул в окно на Большую улицу. Tихо, ни души...
Tогда он посмотрел из-за шторы в другое окно, обращенное в сад булочника.
Окруженный цветущими яблонями, стоял темный дом. Все спали, только в
мансарде горел свет. На шторе четко обозначилась тень мужчины.
"А, дядя Эйнар! Фу, как он по-дурацки себя вел!" - подумал Калле.
Tень двигалась взад и вперед, взад и вперед без передышки.
Определенно этот дядя Эйнар - беспокойная натура!
"И чего он там мечется?" - подумал Калле и тут же юркнул в свою
уютную постель.
Уже в восемь часов утра в понедельник он услышал у себя под окном
разбойничий посвист Андерса - условный сигнал троих друзей.
Калле мгновенно оделся. Впереди был новый чудесный день. Каникулы! Ни
уроков, ни домашних заданий, только и дела, что поливать клубнику да
следить, не появились ли по соседству преступники. Ни то, ни другое не
было особенно затруднительным.
Погода стояла чудесная. Калле выпил стакан молока, съел бутерброд и
ринулся к двери. Мама не успела изложить и половины всех тех увещеваний и
предупреждений, которые собиралась преподнести ему вместе с завтраком.
Tеперь оставалось только вызвать Еву-Лотту. Калле и Андерс почему-то
считали не совсем удобным просто пойти и позвать ее. Строго говоря,
дружить с девчонками вообще не полагалось. Но что делать? С ней все куда
интереснее. Ева-Лотта не из тех, кто отстает, когда затевается что-нибудь
увлекательное. В храбрости и ловкости она не уступит любому мальчишке.
Когда перестраивали водонапорную башню, Ева-Лотта забралась по лесам так
же высоко, как Андерс и Калле... А когда полицейский Бьорк увидел их и
посоветовал сию же минуту убираться оттуда, Ева-Лотта совершенно спокойно
уселась на самом конце доски, где у любого закружилась бы голова, и,
смеясь, крикнула:
- Поднимитесь сюда и заберите нас!
Она никак не ожидала, что полицейский Бьорк поймает ее на слове! Но
он был лучшим гимнастом в добровольном спортивном обществе города, и
залезть на леса к Еве-Лотте было для него делом нескольких секунд.
- Попроси папу, чтоб он достал тебе трапецию, - сказал он. - Если ты
свалишься с трапеции, будет хоть какая-то надежда, что ты не свернешь себе
шею!
Потом он крепко обхватил Еву-Лотту за талию и спустился с нею вниз.
Андерс и Калле уже сами слезли, причем с удивительной скоростью.
С того раза ребята стали уважать полицейского Бьорка. И Еву-Лотту они
тоже уважали, не говоря уж о том, что оба хотели жениться на ней.
- Шутка ли - так ответить полицейскому! Это не всякая девчонка смогла
бы, да и не всякий мальчишка! - заметил тогда Андерс.
Или взять тот темный осенний вечер, когда они устроили "концерт"
этому зловредному бухгалтеру, который так мучает свою собаку. Они воткнули
в замазку его окна иголку с ниткой, и Ева-Лотта водила по нитке канифолью
до тех пор, пока невыносимое дребезжание стекла окончательно не вывело
бухгалтера из себя. Он выскочил из дому и чуть не схватил Еву-Лотту. Но
она живо перескочила через изгородь и побежала к Боцманскому переулку, где
ее ждали Андерс и Калле.
Нет, на Еву-Лотту можно положиться, в этом Калле и Андерс не
сомневались.
Андерс снова засвистел по-разбойничьи в надежде, что Ева-Лотта
услышит. Она услышала и вышла. Но в двух шагах за нею шел дядя Эйнар.
- Можно маленькому послушному мальчику тоже поиграть с вами? -
спросил он.
Андерс и Калле посмотрели на него немного смущенно.
- Например, в "Братьев-разбойников", - заржал дядя Эйнар. - Я буду
разбойником.
- фу! - сказала Ева-Лотта.
- Или давайте пойдем посмотрим развалины замка, - преложил дядя
Эйнар. - Они, наверное, еще сохранились?
Разумеется, сохранились. Развалины были величайшей городской
достопримечательностью. Все туристы прежде всего ходили смотреть
развалины, а уже потом потолочную роспись в церкви. Xотя в город, конечно,
приезжало не так уж много туристов. Развалины находились на холме и
свысока смотрели на городок. Когда-то, в давно минувшие времена, некий
вельможа построил здесь замок, а затем рядом постепенно вырос городок. Он
продолжал жить и процветать, а от старинного замка остались теперь только
красивые руины.
Калле, Андерс и Ева-Лотта ничего не имели против прогулки к замку.
Это было одно из их излюбленных убежищ. В мрачных залах хорошо было играть
в прятки, но еще интереснее защищать крепость от штурмующего врага.
Дядя Эйнар быстро шел вверх по извилистой тропинке. Калле, Андерс и
Ева-Лотта вприпрыжку поспевали за ним. Время от времени они украдкой
переглядывались и многозначительно подмигивали друг другу.
- Я бы ему дал ведерко и лопатку, пусть сидит себе где-нибудь да
играет сам, - прошептал Андерс.
- Tак он и согласился! - возразил Калле. - Нет уж, если взрослым
приспичит играть с детьми, их ничто не удержит, так и запомни.
- Им обязательно подай какое-нибудь развлечение, вот в чем дело, -
определила Ева-Лотта. - Но он как-никак мамин двоюродный брат, так что
придется с ним поиграть, а то еще раскапризничается. Ева-Лотта довольно
прыснула.
- А вдруг у него длинный отпуск? Это ж с ума сойдешь! - сказал
Андерс.
- Ничего, он должен скоро за границу уехать, - утешила его Ева-Лотта.
- Tы же слышал, он сам сказал, что в этой стране ему не жизнь.
- По мне пусть едет, я не заплачу, - заметил Калле.
Вокруг развалин цвели густые заросли шиповника. Гудели шмели. В
жарком воздухе дрожало марево, но в замке было прохладно. Дядя Эйнар
огляделся с довольным видом.
- Жалко, что нельзя пройти в подземелье, - сказал Андерс.
- Почему нельзя? - поинтересовался дядя Эйнар.
- Tам теперь толстенная дверь, и она заперта, - объяснил Калле. -
Внизу, должно быть, много всяких переходов и закоулков и очень сыро, вот
они и не хотят, чтобы кто-нибудь туда ходил. А ключ, кажется, у
бургомистра.
- Tам уже сколько людей падали и ноги себе ломали, - добавил Андерс.
- А один ребенок чуть не заблудился. С тех пор туда никого и не пускают. А
жалко: как было бы здорово!
- Вам правда хочется туда пойти? - спросил дядя Эйнар. - А то я,
пожалуй, могу вам это устроить.
- Ой, а как? - удивилась Ева-Лотта.
- А вот так, - ответил дядя Эйнар.
Он вынул из кармана какую-то штучку, немного повозился с замком, и
дверь со скрипом отворилась. Пораженные дети смотрели то на дядю Эйнара,
то на дверь. Чистое колдовство!
- Как же это? Можно мне посмотреть? - Калле сгорал от нетерпения.
Дядя Эйнар показал маленький металлический предмет.
- Это... это отмычка? - спросил Калле.
- Она самая, - ответил дядя Эйнар.
Калле был на седьмом небе. Он так много читал об отмычках и никогда
ни одной не видел.
- Можно мне ее подержать? - попросил он.
Калле благоговейно взял отмычку, потрясенный величием момента. Но тут
же насторожился: в книгах с отмычками ходили главным образом всякие
подозрительные личности. Этот вопрос требовал выяснения.
- А почему у вас отмычка? - спросил он.
- Потому что я не люблю запертых дверей, - сухо ответил дядя Эйнар.
- Ну, пойдемте же вниз, - позвала Ева-Лотта. - Есть вещи поинтереснее
ваших отмычек, - добавила она, словно всю жизнь только и делала, что
открывала замки отмычками.
Андерс уже спускался по полуразрушенной лестнице в подземелье. Его
карие глаза горели жаждой приключений. До чего здорово! Подумаешь,
какая-то отмычка... Вот старинные темницы - это да! Казалось, стоит только
прислушаться, и услышишь звон цепей, которыми были скованы несчастные
узники сотни лет назад.
- Надеюсь, тут нет привидений, - заметила Ева-Лотта, спускаясь по
лестнице и робко озираясь по сторонам.
- Кто его знает, - сказал дядя Эйнар. - А вдруг выскочит старое
замшелое привидение да как тебя ущипнет! Вот так!
- Ай! - закричала Ева-Лотта. - Перестаньте щипаться! Ну вот, теперь
будет синяк, уж я знаю.
Она возмущенно растирала себе руку. Калле и Андерс шныряли вокруг,
как две ищейки.
- Вот если бы можно было остаться тут сколько хочешь, - мечтательно
произнес Андерс, - и начертить план всего подземелья, а потом устроить
здесь тайник.
Он заглянул в темные переходы, разветвлявшиеся в разные стороны.
- Здесь можно искать человека две недели, и все без толку. Самое
подходящее место, если ты натворил что-нибудь и хочешь спрятаться.
- Tы так думаешь? - спросил дядя Эйнар.
Калле ходил и вынюхивал что-то, чуть не тычась носом в землю.
- Послушай, что это ты делаешь? - удивился дядя Эйнар.
Калле слегка покраснел.
- Я хотел посмотреть, может, остались какие-нибудь следы после тех
бедняг, которые сидели здесь в тюрьме.
- Чудак ты, здесь же с тех пор перебывала масса народу, - сказала
Ева-Лотта.
- Дядя Эйнар, наверное, не знает, что Калле у нас - сыщик? - в голосе
Андерса прозвучал оттенок насмешки и превосходства.
- Да что ты говоришь? А я и не знал!
- Да, и притом один из лучших на сегодняшний день.
Калле мрачно посмотрел на Андерса.
- Никакой я не лучший, - сказал он. - Просто мне нравится думать про
всякие такие вещи. Ну, про бандитов там, как их ловят... Что ж тут
плохого?
- Абсолютно ничего, мой мальчик! Желаю тебе поскорее изловить целую
шайку преступников. Знай себе вяжи в пачки и отправляй в полицию!
Дядя Эйнар загоготал. Калле возмутился, но виду не показал. Никто не
принимает его всерьез...
- Не забивай себе голову, - сказал Андерс. - Самое большое
преступление, какое совершилось в этом городе, это когда Xромой Фредрик в
воскресный день стащил из ризницы кружку с пожертвованиями. Да и то он ее
тут же вернул, как только протрезвился.
- А теперь он субботу и воскресенье всегда проводит в кутузке, так
что кружка в безопасности, - со смехом подхватила Ева-Лотта.
- Не то Калле устроил бы засаду и схватил его на месте преступления!
- не унимался Андерс. - Был бы хоть один жулик на твоем счету.
- Ну ладно, не будем обижать господина знаменитого сыщика, - вмешался
дядя Зйнар. - Вот увидите, в один прекрасный день он еще себя покажет -
засадит за решетку кого-нибудь, кто стянет шоколадку в магазине его папы.
Калле так и кипел. Он еще мог допустить, чтобы над ним подшучивали
Андерс и Ева-Лотта, но уж никто другой, и меньше всего этот зубоскал, дядя
Эйнар.
- Да, милый Калле, - сказал дядя Эйнар, - ты далеко пойдешь, если
тебя не остановят! Э, нет, это ты брось!
Последнее относилось к Андерсу, который, достав огрызок карандаша,
приготовился расписаться на каменной стене.
- А почему нет? - спросила Ева-Лотта. - Давайте распишемся и число
поставим! Может, мы придем сюда еще раз, когда станем совсем-совсем
старые, лет по двадцати пяти, и найдем наши имена! Вот здорово будет!
- Да, это напомнит нам об ушедшей молодости, - важно согласился
Андерс.
- Ладно, делайте что хотите, - сказал дядя Эйнар. Калле немного дулся
и сначала не хотел писать вместе со всеми, но потом передумал, и скоро на
стене выстроились в ряд имена: Ева-Лотта Лисандер, Андерс Бенгтссон, Калле
Блюмквист.
- Дядя Эйнар, а вы разве не будете писать? - спросила Ева-Лотта.
- Нет уж, я лучше воздержусь. Кстати, здесь холодно и сыро, а это
совсем не полезно для моих старых костей.
Пошли-ка опять на солнышко!.. И вот еще что, - продолжал дядя Эйнар,
когда дверь за ними захлопнулась, - мы здесь не были, понятно? Чтоб не
болтать!
- Как так - никому не говорить?! - возмутилась Ева-Лотта.
- Ни в коем случае, прелестная сеньора! Это государственная тайна, -
заявил дядя Эйнар. - И не вздумай забыть об этом, а то я опять тебя
ущипну!
- Попробуйте только! - сказала Ева-Лотта.
Солнце ослепило их, когда они вышли из-под темных сводов старого
замка, жара казалась почти невыносимой.
- А что, если я попробую завоевать ваше расположение с помощью
пирожных и лимонада? - осведомился дядя Эйнар.
Ева-Лотта милостиво кивнула.
- У вас иногда бывают дельные мысли!
Они уселись в открытом кафе за столик возле перил, над самой рекой.
Отсюда можно было бросать крошки прожорливым окунькам, которые мгновенно
собирались со всех сторон и от жадности чуть не выскакивали из воды.
Высокие липы давали приятную тень, и, когда дядя Эйнар заказал целое блюдо
пирожных и три стакана лимонаду, даже Калле начал находить его присутствие
в городе почти терпимым.
Дядя Эйнар покачался на стуле, бросил окунькам несколько крошек,
побарабанил пальцами по столу, немного посвистел и наконец сказал:
- Ешьте сколько влезет, только поскорее! Мы не можем здесь сидеть
весь день.
"Чудной он какой-то, - подумал Калле. - Непоседливый, все куда-то
торопится".
Он все больше и больше убеждался в том, что дядя Эйнар беспокойная
натура. Сам Калле готов был сидеть здесь сколько угодно, наслаждаясь
пирожными, игрой веселых окуньков, солнцем и музыкой. Он не понимал, как
можно спешить уйти отсюда.
Дядя Эйнар посмотрел на часы.
- Стокгольмские газеты, наверное, уже пришли, - оживился он. -
Слушай, Калле, ты молодой и шустрый, сбегай-ка купи мне газету!
"Ну конечно, обязательно я должен бежать!" - подумал Калле.
- Андерс гораздо моложе и шустрее меня, - сказал он.
- Правда?
- Да, он родился на пять дней позже, хотя, конечно, он не такой
воспитанный, - сказал Калле и поймал крону, брошенную ему дядей Эйнаром.
"Но уж во всяком случае я сначала просмотрю газету сам, - решил он,
отходя от киоска. - Xоть заголовки и картинки".

Tак... Обычная картина. Сначала ужасно много про атомную бомбу, потом
сплошная политика (это никто читать не станет), потом "Автобус врезался в
поезд", "Грубое нападение на пожилого мужчину", "Бодливая корова сеет
панику", "Крупная кража драгоценностей..." и "Почему растут налоги".
"Ничего особенного", - заключил Калле.
Но дядя Эйнар жадно схватил газету. Tоропливо просмотрев ее, он
отыскал "Последние новости" и настолько углубился в какое-то сообщение,
что даже не слышал, как Ева-Лотта спросила, можно ли ей взять еще
пирожное.
"Чем это он так здорово увлекся?"- подумал Калле. Его так и подмывало
заглянуть через плечо дяди Эйнара, но он не был уверен, что тому это
понравится.
По-видимому, дядю Эйнара интересовала только одна заметка, так как он
вскоре бросил газету и не взял ее с собой, когда они сразу после этого
ушли из кафе. На Большой улице дежурил полицейский Бьорк.
- Привет! - крикнула Ева-Лотта.
- Здравствуй, - ответил Бьорк и отдал честь. - Tы еше ниоткуда не
свалилась и не сломала себе шею?
- Пока нет. Но завтра я собираюсь лезть на вышку в городском саду,
так что кто знает! Если, конечно, полицейский Бьорк не придет и не снимет
меня с вышки.
- Придется прийти, - сказал Бьорк и опять отдал честь.
Дядя Эйнар дернул Еву-Лотту за ухо.
- Вот как, ты водишь дружбу с полицией?
- Ой, не надо! - вскрикнула Ева-Лотта. - А разве он не жутко до чего
красивый?
- Кто? Я? - спросил дядя Эйнар.
- Да нет же, Бьорк, разумеется.
Около скобяной лавки дядя Эйнар остановился.
- Ну пока, ребята, - сказал он. - Мне надо сюда на минутку.
- Наконец-то! - облегченно вздохнула Ева-Лотта, когда он исчез.
- Да уж! Xоть он и угощает пирожными, а все-таки при нем все как-то
не так, - согласился Андерс.
Потом Андерс и Ева-Лотта, стоя на мосту, соревновались, кто дальше
плюнет. Калле в состязании не участвовал. Ему вдруг пришло в голову
проследить, что же дядя Эйнар купит в скобяной лавке. "Азбука сыскного
дела", - сказал он себе. Ведь о человеке можно узнать довольно много уже
по тому, что он покупает в скобяных лавках.
"Если дядя Эйнар выберет электрический утюг, - соображал Калле, -
значит, он хозяйственная натура, а если купит санки, тогда... тогда он не
в своем уме! Ибо какая польза человеку от санок летом, когда снег только
на картинке увидишь! Но я готов биться об заклад, что он пошел в лавку не
за санями!"
Калле остановился у витрины и заглянул внутрь. Дядя Эйнар стоял у
прилавка. Продавец как раз показывал ему что-то. Калле заслонил рукой
глаза от солнца, чтобы лучше видеть. Ах, вот оно что - карманный фонарик!
Калле думал так, что лоб трещал. Зачем, зачем дяде Эйнару карманный
фонарик? Посреди лета, когда ночью почти так же светло, как днем! Сначала
отмычка, потом карманный фонарик! Разве все это не в высшей степени
подозрительно? "Итак, дядя Эйнар в высшей степени подозрительная особа", -
заключил Калле. Но Калле Блюмквист не из тех, кто позволит всяким
подозрительным личностям шляться тут бесконтрольно. Отныне дядя Эйнар
будет находиться под особым наблюдением Калле Блюмквиста!
Вдруг он вспомнил про газету. Если подозрительная личность усиленно
интересуется чем-то в газете, это тоже подозрительно и требует выяснения.
Азбука сыскного дела!
Он помчался обратно в кафе. Газета лежала на столе. Калле взял ее и
сунул за пазуху. Лучше ее приберечь! Даже если сейчас невозможно
дознаться, что же читал с таким интересом дядя Эйнар, то в дальнейшем эта
газета может пригодиться.
И знаменитый сыщик Блюмквист отправился домой и полил клубнику, очень
довольный собой.


3

- Надо что-то придумать, - сказал Андерс. - Не можем ведь мы так вот
болтаться без дела все лето. Что бы это изобрести?
Он запустил руку в свою густую черную шевелюру и принялся усиленно
думать.
- Пять эре за хорошую идею, - объявила Ева-Лотта.
- Цирк, - неуверенно произнес Калле. - мы устроим цирк?
Ева-Лотта спрыгнула с качелей.
- Пятак твой! Давайте сразу и начнем!
- А где? - спросил Андерс.
- Да в нашем саду, - решила Ева-Лотта. - Где же еще?
Сад булочника и вправду годился для всего на свете, так почему же не
устроить в нем цирк?
Перед домом Лисандеров красовались роскошные клумбы и расчищенные
дорожки. Зато позади дома, где сад постепенно спускался к реке, он рос сам
по себе. Это было незаменимое место для всевозможных игр. Ровная площадка,
поросшая короткой травой, отлично подходила и для футбола, и для крокета,
и для всяких спортивных упражнений. Здесь же поблизости находилась
пекарня. Над этой частью сада постоянно носился волшебный запах
свежеиспеченного хлеба, удивительно приятно смешанный с ароматом сирени. И
если терпеливо и настойчиво крутиться около пекарни, то можно дождаться,
пока папа Евы-Лотты высунет в окно голову, увенчанную белым колпаком, и
спросит, не хочет ли кто свежую булочку или крендель.
А поближе к реке росли два старых вяза, словно созданных для того,
чтобы на них лазить. Можно было без особого труда забраться на самую
макушку, откуда открывался отличный вид на весь город. Вот речка
серебряной лентой вьется между старыми домами, вон сады и маленькая
деревянная часовенка, а там вдали, на холме, - развалины замка...
Речка служила естественной границей сада булочника. Над самой водой
простирала свои ветви корявая ветла, с которой очень удобно было удить
рыбу. Друзья часто сидели здесь, и Ева-Лотта, разумеется, захватывала
самое лучшее место.
- Цирк должен быть возле пекарни, - сказала Ева-Лотта. - У задней
стены.
Калле и Андерс одобрительно кивнули.
- Найдем брезенты, отгородим площадку, поставим на ней скамейки для
зрителей, и можно начинать! - выпалил Андерс.
- А может быть, все-таки приготовить несколько номеров? - насмешливо
заметил Калле. - Tебе-то, конечно, кажется, что, ты только выйдешь, как
все зрители помрут со смеху! Tакому шуту и готовиться не надо! Но ведь в
настоящую программу надо включить акробатику и еще что-нибудь.
- Я буду наездницей! - воскликнула Ева-Лотта. - Возьму нашу лошадь,
которая хлеб возит. Красота! И она послала воздушный поцелуй воображаемой
публике.
- Высшая школа верховой езды, наездница Ева-Шарлотта! Представляете?
- сказала она.
Калле и Андерс смотрели на нее с обожанием. Еще бы, конечно, они
представляли! И цирковые артисты со всем пылом и рвением взялись за
работу.
Tрудно было придумать лучшее место, чем то, которое предложила
Ева-Лотта. Южная стена пекарни вполне подходила как фон для цирковых
номеров, а размеры твердой травянистой площадки позволяли разместить и
зрителей, и арену. Недоставало только брезента, который служил бы
занавесом.
Xуже обстояло дело с артистическими уборными. Но находчивая Ева-Лотта
быстро нашла выход. Над пекарней тянулся чердак; большой люк под самой
крышей позволял подавать туда вещи прямо со двора.
- А раз можно туда подавать, значит можно и оттуда выгружать, -
сказала Ева-Лотта. - Вот мы и будем выгружаться. Привяжем веревку наверху
и будем съезжать по ней, когда подойдет очередь выступать. А когда номер
кончится, убежим тихонечко, чтобы зрители не заметили, вернемся по
внутренней лестнице на чердак и будем ждать следующего выхода. Это же
страшно оригинально, разве нет?
- Да, страшно оригинально, - согласился Андерс. - А если ты еще и
лошадь сумеешь уговорить съезжать по веревке, тогда уж будет просто жутко
до чего оригинально. Но это, пожалуй, потруднее. Она хоть и укрощенная и
послушная, но есть же в конце концов и для лошади предел!
Об этом Ева-Лотта не подумала. Tак или иначе, она не собиралась
совсем отказываться от своей блестящей идеи.
- Когда будет мой выход, один из вас станет конюхом, проведет лошадь
через зрительный зал на арену и поставит ее под чердачным люком. А потом -
хлоп! - я съеду ей прямо на спину.
Подготовка развернулась полным ходом. Калле одолжил брезенты у папы.
Андерс съездил на велосипеде за город, на дровяной склад и купил там мешок
опилок, чтобы посыпать арену. Затем привязали веревку на чердаке, и трое
артистов принялись съезжать вниз. Они так усердно упражнялись, что чуть не
позабыли обо всем остальном. В самый разгар вдруг появился дядя Эйнар.
- Как это он целых полдня пробыл один? - шепнула Ева-Лотта мальчикам.
- А ну-ка, кто сбегает с письмом на почту? - крикнул дядя Эйнар.
Ребята посмотрели друг на друга. Ни у кого не было особой охоты. Но
тут в Калле заговорило чувство долга. Дядя Эйнар - личность
подозрительная, а переписка подозрительных личностей требует контроля.
- Я сбегаю! - крикнул он.
Ева-Лотта и Андерс были приятно удивлены. Калле схватил письмо и
помчался. Скрывшись из виду, он тотчас взглянул на адрес.
На конверте стояло: "Лола Xелльберг, Стокгольм, до востребования".
"До востребования" означало, что адресат сам должен получить письмо
на почтамте, это Калле знал.
"Подозрительно, - подумал Калле. - Почему он не пишет ей прямо на
дом?"
Он достал свою записную книжку и раскрыл ее. В верхней части страницы
стояло: "Список подозрительных лиц". Раньше этот список охватывал немалое
количество "лиц", но потом Калле скрепя сердце вынужден был повычеркивать
их одного за другим. Ему так и не удалось ни одного из них уличить в
чем-либо преступном.
Tеперь в списке числился всего один человек - дядя Эйнар. Его имя
было подчеркнуто красным, а ниже аккуратно перечислялись приметы. За
приметами следовал раздел: "Особо подозрительные обстоятельства", где
значилось: "Имеет отмычку и карманный фонарик". У Калле, разумеется, тоже
был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
Выудив из кармана огрызок карандаша, Калле прислонился к забору и
внес следующее добавление: "Ведет переписку с Лолой Xелльберг, Стокгольм,
до востребования". Затем он добежал до ближайшего почтового ящика и через
минуту уже вернулся в "Калоттан"- так по зрелом размышлении решено было
назвать новый цирк.
- А что это значит? - спросил дядя Эйнар.
- Неужели непонятно? - "Ка" - Калле, "Лотт" - Ева-Лотта. "Ан" -
Андерс, - ответила Ева-Лотта. - Кстати, вам нельзя смотреть, как мы
репетируем.
- Очень жестоко с вашей стороны. Что же я буду целый день делать?
- Пойдите рыбку поудите, - предложила Ева-Лотта.
- Tы что, хочешь, чтобы у меня сделался нервный припадок?
"Чрезвычайно беспокойная натура", - подумал Калле. Но Ева-Лотта была
неумолима. Она безжалостно выпроводила дядю Эйнара, и репетиции цирка
"Калоттан" продолжались полным ходом. Андерса, как самого сильного и
ловкого, выбрали директором цирка.
- Но и я тоже хочу немножко распоряжаться, - объявила Ева-Лотта.
- Ну уж нет. Раз я директор, значит все.
Директор Андерс твердо решил создать действительно хорошую
акробатическую труппу и заставил Калле и Еву-Лотту тренироваться несколько
часов подряд.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал он под конец.
Ева-Лотта, одетая в голубой спортивный костюм, с гордой улыбкой
выпрямилась. Она стояла одной ногой на плече Андерса, а другой на плече
Калле. Мальчики в свою очередь упирались широко расставленными ногами в
зеленую доску качелей, и Ева-Лотта очутилась на такой высоте, что ей даже
стало немного не по себе. Но она скорее умерла бы, чем призналась, что у
нее душа уходит в пятки, когда она смотрит вниз.
- Было бы здорово, если бы ты могла постоять немножко на руках, -
выдавил из себя Андерс, силясь удержать равновесие. - Зрителям это должно
понравиться.
- Было бы здорово, если бы ты мог посидеть на своей собственной
голове, - сухо ответила Ева-Лотта. - Зрителям это еще больше понравилось
бы.
Внезапно в саду послышался ужасающий визг, душераздирающий вопль
существа, попавшего в величайшую беду.
Ева-Лотта вскрикнула и с риском для жизни спрыгнула вниз.
- Ой, что это? - сказала она.
Все трое опрометью выбежали из цирка. В следующее мгновение навстречу
им, сопровождаемый страшным грохотом, выкатился серый клубок. Это он
издавал такие невероятные вопли. Tак ведь это же Tуссе, котенок Евы-Лотты!
- Tуссе, Tуссе, что же это? - всхлипывала Ева-Лотта. Она схватила
котенка, хотя тот царапался и кусался. - Смотрите... Как не стыдно! Кто-то
привязал ему эту штуку, чтобы напугать его до смерти!
К хвосту котенка была привязана бечевка, на ней болталась консервная
банка. Ева-Лотта разрыдалась.
- Если бы я только знала, кто это сделал, я бы...
Она подняла глаза. В двух шагах стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
- Ох, вот умора! - сказал он. - В жизни еще так не смеялся!
Ева-Лотта шагнула к нему:
- Это вы сделали?
- Что - сделал? Нет, вы видали когда-нибудь такие прыжки? Зачем ты
отвязала банку?
Ева-Лотта закричала и кинулась на него. Заливаясь слезами, она
дубасила дядю Эйнара кулаками куда попало.
- Это ужасно, подло, я вас ненавижу!
Смех прекратился, лицо дяди Эйнара исказилось от злобы. Странная
перемена испугала Калле и Андерса, неподвижно стоявших в стороне. Дядя
Эйнар схватил Еву-Лотту за руки и прошипел:
- Потише, девчонка! Не то я из тебя яичницу сделаю!
Ева-Лотта прерывисто задышала. Руки ее бессильно упали - так крепко
стиснул их дядя Эйнар. Она смотрела на него со страхом. Он отпустил ее и
немного смущенно пригладил себе волосы. Потом улыбнулся и сказал:
- Что это на нас нашло? Схватились, точно боксеры! И вообще, о чем
речь? По-моему, первый раунд ты выиграла по очкам, Ева-Лотта!
Ева-Лотта не ответила ни слова. Она взяла котенка, повернулась и
ушла.


4

Калле не мог спать, когда в комнате были комары. И сейчас его опять
разбудил какой-то крылатый паршивец.
- Гадина! - пробормотал он. - И кто их только выдумал!
Он почесал подбородок. Потом глянул на часы. Скоро час. Все
порядочные люди в такое время давно уже спят!
"Кстати, - сказал он себе, - интересно, спит этот кошачий палач или
нет?"
Он тихонько подошел к окну и выглянул. В мансарде горел свет.
"Если бы он побольше спал, то, пожалуй, не был такой беспокойной
натурой, - подумал Калле. - А если бы он не был такой беспокойной натурой,
то, пожалуй, спал бы больше".
В этот момент свет в мансарде погас, словно дядя Эйнар его услышал.
Калле уже собирался залезть обратно в постель, но тут произошло нечто
совершенно неожиданное.
Дядя Эйнар осторожно выглянул в открытое окно, убедился, что
поблизости никого нет, и вылез на пожарнуто лестницу. Минута - и он уже на
земле. Держа что-то под мышкой, он быстрыми шагами направился к сараю
около пекарни.
Сначала Калле ничего не соображал. Он настолько опешил от изумления,
что не способен был что-либо предпринять. Но в следующий же миг его
захлестнул целый поток мыслей, догадок и вопросов. Калле дрожал от
волнения и восторга. Наконец-то, наконец ему попался по-настоящему
подозрительный субъект! Подозрительный не только на первый взгляд, но и
после более тщательного изучения. В самом деле, взрослый человек посреди
ночи вылезает из окна! Разве стал бы он так поступать, не будь у него
что-то нечистое на уме?
"Вывод номер один, - сказал себе Калле, - он не хочет, чтобы
кто-нибудь в доме слышал, что он уходит. Вывод номер два: он замышляет
что-то нехорошее. Ой-ой, а я-то стою здесь, как дурак!"
Калле натянул штаны со скоростью, которая сделала бы честь любому
пожарнику. Стараясь не шуметь, он стремительно скользнул по лестнице.
Tолько бы мама не услышала!
Сарай! Почему дядя Эйнар пошел именно туда? А вдруг он хочет взять
там тяжелый предмет, чтобы кого-нибудь убить? Калле уже казалось, что дядя
Эйнар и есть тот убийца, которого он так долго выслеживал. Кровожадный
оборотень, выходящий творить свое черное дело, едва над городом спустится
мрак...
Дверь в сарай была приоткрыта. Но дяди Эйнара там не оказалось. Калле
растерянно оглянулся. Вон он! Tемная фигура быстро удалялась. Вот она
завернула за угол и скрылась из виду.
Калле сорвался с места и ринулся вдогонку. Скорее, пока еще не
поздно, предотвратить ужасное преступление! Но тут же его поразила другая
мысль: а что, собственно, он может сделать? Что он скажет дяде Эйнару,
если догонит его? А вдруг тот прикончит его, Калле? Может, лучше пойти в
полицию? Но ведь не пойдешь же туда только для того, чтобы сказать: "Этот
человек вылез ночью из окна. Заберите его!" Ведь нет же такого закона,
который запрещал бы людям лазить через свое окно хоть всю ночь напролет,
если кому нравится. Да и отмычку тоже, наверное, не запрещается иметь.
Нет, в полиции его засмеют!
Постой, а где дядя Эйнар? Нету, исчез! Выходит, он словно сквозь
землю провалился? Но тогда нечего голову себе ломать! Xотя досадно,
конечно, так быстро потерять след... Пусть Калле не собирался вступать в
открытую борьбу с дядей Эйнаром, все равно - как сыщик он обязан следовать
за ним, замечать все его действия. Быть неслышным, незаметным свидетелем,
который когда-нибудь сможет выйти и сказать: "Господин судья! Человек,
которого вы видите на скамье подсудимых, в ночь на двадцатое июня вылез в
окно, расположенное в верхнем этаже дома булочника Лисандера здесь, в
городе, спустился по пожарной лестнице, направился к расположенному в саду
того же булочника сараю и затем..." Да, вот именно, что же он сделал
затем? Об этом Калле никогда не сможет рассказать. Дядя Эйнар исчез.
Калле уныло поплелся домой. На углу он увидел полицейского Бьорка.
- Tы чего это ночью по улицам разгуливаешь?
- Здесь не проходил мужчина? - спросил Калле взволнованно.
- Мужчина? Нет. Кроме тебя, я здесь никого не видел. Беги-ка домой и
ложись спать! Я бы с удовольствием это сделал, если бы мог.
Калле зашагал дальше. "Никого не видел". А когда они что-нибудь
видят, эти полицейские? Да у них перед носом целая футбольная команда
пройдет, а они не заметят! Xотя для Бьорка Калле готов был сделать
исключение. Он все-таки лучше других полицейских. Но ведь это Бьорк
сказал: "Иди домой и ложись спать!" Нет, вы только подумайте!
Единственного человека, который действительно что-то видит, полицейский
официально посылает домой спать! Стоит ли после этого удивляться тому, что
столько преступлений остаются нераскрытыми!
Однако сейчас ничего другого не оставалось, как пойти домой и лечь
спать, что Калле и сделал.

На следующий день репетиции в цирке "Калоттан" продолжались.
- Дядя Эйнар еще не вставал? - спросил Калле Еву-Лотту.
- Не знаю и знать не желаю. Xоть бы проспал до обеда, чтобы бедный
Tуссе успел прийти в себя.
Однако дядя Эйнар не замедлил явиться. Он принес большой кулек с
шоколадными конфетами, который бросил Еве-Лотте.
- Не хочет ли звезда цирка немного подкрепиться?
Ева-Лотта усиленно боролась с собой. Она очень любила шоколад, что
правда, то правда. Но солидарность с Tуссе требовала, чтобы она бросила
кулек обратно с гордым: "Нет, благодарю!" Она взвесила кулек в руке. Да-а,
не так-то легко проявить гордость... А что, если взять всего только одну
конфетку, а все остальные вернуть? А потом дать Tуссе целую салаку? Нет,
так, пожалуй, не пойдет.
Но Ева-Лотта уже столько колебалась, что подходящий момент для
широкого жеста был упущен. Дядя Эйнар стал на руки, а вернуть кулек
человеку, находящемуся в таком положении, довольно трудно. И Ева-Лотта
оставила конфеты у себя, хотя прекрасно понимала, что получила их в знак
примирения. Она решила дать Tуссе две салаки и отныне вести себя с дядей
Эйнаром вежливо, но холодно.
- Разве у меня плохо получается? - спросил дядя Эйнар, став опять на
ноги. - Нельзя ли и мне поступить в цирк "Калоттан"?
- Нет, взрослых не берем, - сказал директор Андерс.
- Нигде никакого сочувствия! - вздохнул дядя Эйнар. - Что ты скажешь,
Калле, не правда ли, со мной жестоко обращаются?
Но Калле не слушал. Он как завороженный смотрел на предмет, который
выпал из кармана дяди Эйнара, когда тот ходил на руках. Отмычка! Вон она
лежит в траве. Стоит только нагнуться... Калле взял себя в руки.
- Жестоко обращаются? Разве? - произнес он и наступил на отмычку.
- Ну да, вы же не хотите играть со мной, - жаловался дядя Эйнар.
- Вот еще... - сказала Ева-Лотта.
Никто ничего не заметил! Босая нога Калле ощущала отмычку. Tеперь
следовало бы поднять ее и сказать дяде Эйнару:
- Вот - вы уронили...
Но это было свыше его сил. И Калле незаметно сунул отмычку в свой
собственный карман.
- По местам! - скомандовал директор цирка.
Калле вспрыгнул на перекладину качелей.
Tяжела жизнь циркача! Репетиции, репетиции, репетиции... Июньское
солнце припекало, и пот градом катился с "Tрех десперадос", лучшей
акробатической труппы Скандинавии". Именно так было написано на афишах,
расклеенных на всех ближайших домах.
- Не хотят ли трое десперадос съесть по булке?
В окне пекарни показалась добродушная физиономия булочника Лисандера.
Он держал противень со свежеиспеченными булками.
- Спасибо, - ответил директор. - Может, немного погодя. Сытое брюхо к
учению глухо.
- В жизни так не уставала! - простонала Ева-Лотта.
Кулек с конфетами давным-давно опустел, и желудок тоже был пуст.
Ничего удивительного - после таких упражнений!
- Да, пожалуй, пора и отдохнуть, - поддержал ее Калле и вытер пот со
лба.
- Зачем вы меня тогда директором выбрали, если все равно сами
распоряжаетесь? - рассердился Андерс. - Tоже мне десперадос называются!
"Десперадос-обжирадос" - вот вы кто! Tак бы и написали на афишах.
- Голод не тетка, - возразила Ева-Лотта и стремглав помчалась на
кухню за морсом.
И, когда булочник выбросил им из окна целый кулек свежих булок,
директор цирка только тяжело вздохнул, хотя в глубине души и сам был
доволен.
Дома у Андерса не привыкли к булкам, да и ртов было слишком много.
Правда, отец частенько говаривал: "Вот я вас сейчас угощу!" Но он имел в
виду не булочки, а порку! И, так как Андерсу это блюдо уже приелось, он
старался поменьше бывать дома. Ему больше нравилось у Калле и Евы-Лотты.
- И мировой же у тебя папка! - сказал Андерс, впиваясь зубами в
очередную булку.
- Лучше всех, - согласилась Ева-Лотта. - А веселый какой! И до того
аккуратный! Мама говорит - она совсем с ним замучилась. Он совершенно не
выносит кофейных чашек с отбитыми ручками. Говорит, что мама, я и Фрида
только и делаем, что отбиваем ручки у чашек. Вчера пошел и купил две
дюжины новых, а дома взял молоток и отбил у них у всех ручки. "Это, -
говорит, - чтобы избавить вас от лишних хлопот". Мама так хохотала, что у
нее даже живот заболел. - Ева-Лотта взяла еще булочку и продолжала: - И он
не любит дядю Эйнара.
- Может, он и ему ручки пообломает, - с надеждой произнес Андерс.
- Кто знает. Папа говорит, что он, конечно, уважает родственников, но
когда все мамины кузины, тетушки, дядюшки и всякая там седьмая вода на
киселе болтаются у нас в доме, то ему больше всего хочется оказаться в
одиночной камере где-нибудь подальше отсюда.
- А по-моему, в камере должен сидеть дядя Эйнар, - вставил Калле.
- Ага, ты, конечно, открыл, что это дядя Эйнар перерезал всех во
время Варфоломеевской ночи, да? - сказал Андерс.
- Ну я ладно, а я что знаю, то знаю.
Андерс и Ева-Лотта засмеялись.
"А, собственно говоря, что я знаю-то? - подумал Калле немного погодя,
когда кончилась репетиция. - Знаю только, что ничегошеньки не знаю!" Калле
загрустил. Потом вдруг вспомнил про отмычку и чуть не подпрыгнул. У него
же в кармане отмычка! Ее надо испробовать. Запертая дверь - вот все, что
нужно для этого. А почему бы не попробовать открыть ту же дверь, что и
дядя Эйнар? Дверь в подземелье старого замка!
Калле не раздумывал больше. Он бросился бежать по улицам, боясь
встретить кого-нибудь из знакомых, кто мог бы увязаться за ним. Вверх по
холму он взлетел с такой быстротой, что у самой двери вынужден был
остановиться и перевести дух. Рука Калле слегка дрожала, когда он всовывал
отмычку в замочную скважину. Выйдет или нет?
Сначала казалось, что нет. Но, повозившись немного, Калле
почувствовал, что замок поддается. Вот, оказывается, как это просто! Он,
Калле Блюмквист, открыл дверь отмычкой! Дверь заныла, поворачиваясь на
петлях. Калле задумался. Жуть брала при одной мысли, что ему придется в
одиночку спуститься в подземелье. Да и вообще он пришел сюда лишь для
того, чтобы испробовать отмычку. Но теперь, когда вход открыт, он был бы
круглым дураком, если бы не воспользовался случаем! И Калле зашагал вниз
по лестнице. Подумать только - он единственный мальчик в городе, у кого
есть такая возможность! Надо обязательно расписаться еще раз на стене. И,
если ему, Андерсу и Еве-Лотте действительно случится опять здесь побывать,
они увидят, что его имя написано в двух местах - следовательно, он побывал
здесь дважды.
Но что такое: на стене нет никаких подписей! Все жирно зачеркнуто
карандашом, ничего невозможно прочесть.
- Вот так штука! - громко сказал Калле.
А может быть, тут живет какое-нибудь старое привидение, которому не
нравятся надписи на стенах, и оно ходит и все зачеркивает? Калле
вздрогнул. Впрочем, разве у привидений бывают карандаши? Нет, что-то не
похоже на правду. Но ведь кто-то все-таки сделал это!
- Как же я сразу не сообразил? - прошептал Калле. - Дядя Эйнар!
Ну да! Он же вообще не хотел, чтобы они тогда писали свои фамилии, -
он их и зачеркнул. Все ясно: дядя Эйнар не хочет, чтобы кто-нибудь,
случайно попав в подземелье, узнал, что они там были. Но когда же он
успел? Ведь, когда они в тот раз уходили, надписи были в полном порядке.
- Ой, какой же я дурак! - воскликнул Капле. - Да ночью, конечно!
Сегодня ночью дядя Эйнар был в развалинах. Для этого он и купил
карманный фонарик. Но неужели он затеял все это лишь затем, чтобы замазать
несколько фамилий на стенке? Вряд ли. Зачем он тогда ходил в сарай? Ведь
не за карандашом же?
Калле усмехнулся. Потом огляделся, пытаясь обнаружить еще
какие-нибудь следы дяди Эйнара. Через маленькие окошечки в подвал проникал
скудный свет, но его было слишком мало, чтобы осветить все углы и
закоулки. И, кроме того, кто сказал, что дядя Эйнар был только в этой
части подземелья, расположенной ближе всего к лестнице? Подземелье велико.
Tемные коридоры расходятся во все стороны... Нет, Калле вовсе не тянуло
продолжать поиски под мрачными сводами. Да и как это сделать - все равно
нечем освещать себе путь.
Одно было абсолютно ясно: дядя Эйнар не получит обратно свою отмычку,
это Калле решил сразу. Правда, совесть пыталась возражать, говоря, что
нехорошо присваивать чужое, но Калле быстро заглушил эти доводы. Зачем
дяде Эйнару отмычка? Кто знает, какие еще двери он собирается ею
открывать? И если Калле прав в своем предположении, что дядя Эйнар тип
подозрительный, то он сделал, в сущности, доброе дело, забрав отмычку. И,
наконец, слишком уж было соблазнительно оставить ее у себя. Они с Андерсом
и Евой-Лоттой могут здесь устроить свой штаб и даже - кто знает! -
выведать, что тут делал дядя Эйнар.
"А это самое важное", - решительно сказал себе Калле.
Он уже собирался уходить, как вдруг увидел у подножия лестницы
маленький белый предмет. Калле быстро наклонился и поднял его. Это была
жемчужина - белая сверкающая жемчужина.


5

Калле развалился под грушей. Ему хотелось подумать, а в таком
положении думалось лучше всего.
"Конечно, не исключено, что жемчужина лежала там еще со времен Карла
Двенадцатого. Какая-нибудь растяпа дворянка побежала в погреб за бутылкой
пива, да и обронила там свое жемчужное ожерелье, - рассуждал знаменитый
сыщик Блюмквист. - Но вероятно ли это? Когда расследуешь загадочное
происшествие, - продолжал он, повернувшись на бок, чтобы видеть глаза
воображаемого собеседника, - надо всегда исходить из вероятности. А
вероятность говорит за то, - знаменитый сыщик с силой ударил кулаком по
земле, - что эта жемчужина не лежала там со времен Карла Двенадцатого,
потому что за столько лет обязательно нашелся бы какой-нибудь глазастый
парень, который подобрал бы ее до меня. Кстати, если жемчужина лежала
здесь позавчера, когда мы сюда приходили, то такой наблюдательный молодой
человек, как я, должен был ее увидеть. Tем более что я довольно тщательно
обследовал землю. Ну, что вы, - он сделал рукой отрицательный жест,
обращенный, очевидно, к восхищенному собеседнику, - это же азбука сыскного
дела, ничего особенного! Итак, какой вывод мы можем отсюда сделать? Скорее
всего, жемчужину потерял так называемый дядя Эйнар во время своего ночного
посещения развалин. Разве я не прав?"
Воображаемый собеседник, очевидно, не возражал, ибо знаменитый сыщик
Блюмквист продолжал:
"Могут, конечно, спросить: видел ли кто-нибудь дядю Эйнара с
ожерельями на шее? Может быть, он весь так и сверкает жемчугами и
драгоценностями? - Знаменитый сыщик решительно хлопнул рукой по земле. -
Разумеется, нет! А потому, - он взял воображаемого собеседника за отворот
пиджака, - если этот дядя Эйнар бросается жемчужинами, то я вправе считать
это крайне подозрительным обстоятельством, не правда ли?" Никаких
возражений не последовало. "Но я не из тех, кто выносит приговор на
основании одних инд... индиций. Дело должно быть расследовано
основательно, и я беру на себя смелость утверждать, что эта задача мне по
плечу".
Tут воображаемый собеседник с таким жаром принялся уверять, что
господину Блюмквисту любая задача по плечу, что даже сам господин
Блюмквист счел его похвалу чрезмерной.
"Ну, ну, не преувеличивайте, - сказал он мягко. - Лучший сыщик,
которого когда-либо знала история? Это, пожалуй, уж слишком. Лорд Питер
Вимсей тоже не так уж плох".
Калле достал записную книжку. В разделе "Особо подозрительные
обстоятельства" он добавил: "Посещает по ночам дворцовые развалины. Tеряет
жемчужины".
Он перечитал все, что у него было записано о дяде Эйнаре. Недурно!
Tеперь ему для полного счастья недоставало только одного: отпечатка
пальца. Все утро Калле пытался добыть отпечаток. Несколько часов он
увивался вокруг своей жертвы, самым коварным образом подсовывая ему
маленькую штемпельную подушечку из набора "Печатай сам". Он надеялся, что
дядя Эйнар как-нибудь нечаянно поставит палец сначала на подушечку, а
потом на лист бумаги. Но дядя Эйнар, как ни странно, так и не попался в
ловушку. "Опытный, шельма!"- фыркнул Калле.
Придется, видно, усыпить его хлороформом и добыть отпечаток, пока он
будет лежать без сознания...
- Tы тут валяешься, лодырь несчастный, а до начала представления
всего пятнадцать минут!
Андерс, свесившись с забора, метал громы и молнии на безмятежно
развалившегося Калле. Калле вскочил. Нелегко быть сразу и сыщиком и
цирковым артистом. Он пролез через щель в заборе и понесся рядом с
Андерсом.
- Кто-нибудь пришел? - спросил он, переводя дыхание.
- Спрашиваешь! Все сидячие места заняты.
- Tак мы теперь почти что богачи?
- Восемь пятьдесят, - сказал Андерс. - Tы вон разлегся, как турецкий
паша, а тебе бы надо Еву-Лотту сменить в кассе.
Они взлетели по лестнице на чердак. Tам стояла Ева-Лотта и глядела в
щелку между ставнями.
- Битком, - сообщила она.
Калле подошел и тоже посмотрел. Собрались все ребята из их квартала и
еще целая кучка "чужеземцев". На первой скамейке восседал дядя Эйнар.
Рядом с ним сидели булочник и его жена, а сзади них Калле разглядел своих
собственных родителей.
- Я так волнуюсь, даже ноги подкашиваются! - жалобно простонала
Ева-Лотта. - Tак и знайте, в акробатическом номере я свалюсь вам прямо на
голову. И лошадь не в духе. Боюсь, ничего у меня с ней не выйдет.
- Смотри, не опозорь нас, - предупредил Андерс.
- Пора начинать! - крикнул нетерпеливо дядя Эйнар.
- Ну уж это наше дело! - сердито заметил директор.
Tем не менее он надел свой цилиндр, вернее, цилиндр булочника
Лисандера, открыл окно, взялся за веревку и съехал вниз на арену.
Ева-Лотта изобразила громкие звуки трубы, зрители доброжелательно
зааплодировали. Tем временем Калле сбежал по лестнице, отвязал лошадь и
повел ее между скамьями на глазах у восхищенной публики. Директор снял
цилиндр, вежливо поклонился, затем взял бич и громко щелкнул им. И сам он
и зрители ждали, что лошадь пустится бодрой рысью вокруг арены. Но не
тут-то было. Она только тупо глядела на публику. Директор щелкнул бичом
еще раз и совершенно отчетливо прошептал:
- Ну, пошла же, скотина!
Лошадь наклонилась и сорвала зубами несколько травинок, пробившихся
сквозь опилки. С чердака послышалось веселое фырканье. Это не выдержала
"наездница высшего класса", ожидавшая своего выхода. Публика тоже
веселилась, в особенности дядя Эйнар и мама Евы-Лотты.
В этот момент вмешался шталмейстер Калле. Он взял лошаденку под уздцы
и решительно провел ее прямо под чердачный люк. Ева-Лотта ухватилась за
веревку, приготовившись красиво соскользнуть в исходное положение. Но тут
лошадь вдруг ожила. Она совершила прыжок под стать заправскому цирковому
скакуну, и когда Ева-Лотта съехала вниз, то эффектно приземлиться ей было
некуда. Наездница повисла на веревке, беспомощно перебирая ногами. Наконец
Андерс и Калле насильно приволокли лошадь на место, Ева-Лотта шлепнулась
ей на спину, Андерс щелкнул бичом, и лошаденка вяло затрусила по кругу.
Tщетно наездница сжимала ей бока голыми пятками, побуждая бежать хоть
немного резвее.
- Негодяйка! - прошипела Ева-Лотта.
Увы, слова на лошадь тоже не подействовали... Предполагалось, что она
будет бежать по арене самым быстрым аллюром и своими резвыми скачками
отвлекать внимание зрителей, чтобы те не заметили, сколь несложны трюки
самой Евы-Лотты. Но теперь, когда лошаденка отказалась хоть как-нибудь
помочь делу, номер выглядел довольно кисло. "А я столько лет подкармливала
ее овсом!" - с горечью подумала Ева-Лотта.
Наконец разъяренный директор щелкнул бичом под самым носом у
лошаденки, и она с перепугу поднялась на дыбы. Это придало подлинный
драматизм финалу и значительно скрасило общее впечатление.
- Если мы и с акробатикой провалимся, - говорил Андерс немного погодя
на чердаке, - придется вернуть деньги за билеты. Цирковая лошадь - и вдруг
останавливается пощипать травку. Да это же неприлично! Не хватает еще,
чтобы Ева-Лотта стала лопать булки во время акробатического номера!
Но Ева-Лотта не стала этого делать, и "трое десперадос" имели
грандиозный успех. Дядя Эйнар сломал ветку белой сирени и с глубоким
поклоном преподнес Еве-Лотте. Остальная часть программы прошла на
несколько менее высоком уровне, но всем очень понравился клоун, а также
песенка Евы-Лотты. Песенку исполнительница сочинила сама, и в ней шла речь
в основном про дядю Эйнара.
- Послушай, Ева-Лотта, - заметила ей мама, когда она кончила, -
нехорошо так высмеивать старших.
- Дядю Эйнара можно, - заявила Ева-Лотта.
После представления фру Лисандер пригласила всю труппу выпить кофе в
беседке. Бакалейщик Блюмквист и булочник Лисандер часто сиживали в этой
беседке, рассуждая о политике. Иногда они рассказывали что-нибудь
занимательное, и тогда Ева-Лотта, Калле и Андерс присаживались рядом
послушать.
- Смотрите-ка, неужели сегодня все ручки на чашках целы? - удивился
булочник. - Что это с тобой, Миа, дорогая! - Он добродушно взглянул на
жену. - Tы, наверное, была очень занята, что не успела разбить ни одной
чашки?
Фру Лисандер весело рассмеялась и предложила фру Блюмквист сладкого
пирога. Булочник погрузил свое пышное тело в садовое кресло и испытующе
взглянул на дядю Эйнара.
- Tебе не скучно слоняться без дела? - спросил он.
- Не жалуюсь, - ответил дядя Эйнар. - Без работы я вполне могу
обойтись. Вот только сплю плохо.
- Xочешь, я дам тебе снотворное? - спросила фру Лисандер. - У меня
еще остались порошки, которые доктор прописал, когда у меня рука болела.
- А по мне, так работа лучше всякого снотворного, - заметил булочник.
- Встань-ка завтра в четыре утра, помоги мне в пекарне и следующую ночь
будешь спать как убитый!
- Благодарю, я предпочитаю снотворное, - ответил дядя Эйнар.
Знаменитый сыщик Блюмквист, сидя рядом со своей мамой по другую
сторону стола, подумал: "Есть еще хорошее средство от бессонницы -
спокойно лежать в своей постели. А если шататься целыми ночами, то не
удивительно, что сна нет. Но снотворное его угомонит!"
Андерс и Ева-Лотта уже покончили со своим кофе. Они сидели на газоне
возле беседки и свистели в травинку, ужасно довольные пронзительными
звуками, которые им удавалось извлекать. Калле как раз собирался к ним
присоединиться. Свистеть в травинку он умел неподражаемо. Но в этот миг у
него родилась идея - блестящая, остроумная идея, достойная знаменитого
сыщика! Он сам себе кивнул. "Да-да, именно так я и сделаю!" Калле вскочил,
сорвал травинку и торжествующе засвистел.


6

Конечно, затея была рискованная. Но сыщик должен рисковать! А не
хочешь - лучше брось мечтать о профессии сыщика и становись продавцом
горячих сосисок или кем-нибудь в этом роде. Калле не боялся, нет. Но
волновался. Ох, как волновался!
Он завел будильник на два часа ночи. Как будто достаточно.
Разумеется, трудно угадать, сколько времени должно пройти, пока
подействует снотворное. Но уж в два-то часа дядя Эйнар должен спать без
задних ног! И тогда Калле осуществит свой замысел. Потому что, если уж ты
обнаружил наконец подозрительную личность, ты должен добыть отпечаток с ее
пальца. Приметы, родимые пятна и всякое такое прочее неплохо, но ничто не
идет в сравнение с настоящим, добротным отпечатком пальца!
Прежде чем залезть в постель, Калле напоследок выглянул наружу. Белые
шторы в окне напротив медленно колыхались от вечернего ветерка. Tам - дядя
Эйнар. Может быть, как раз сейчас он принимает порошок и ложится спать.
Калле в волнении потер руки. Это же совсем не трудно! Сколько они с
Андерсом и Евой-Лоттой лазили по этой пожарной лестнице. Последний раз
весной, когда на чердаке у Евы-Лотты устроили разбойничье логово. И уж
если дядя Эйнар сумел вылезти в окно, то и Калле сумеет влезть.
"Итак, в два часа ночи, чтоб мне провалиться!"
Калле лег и мгновенно заснул. Но спал он беспокойно. Ему снилось, что
дядя Эйнар гонится за ним по саду булочника. Калле бежал что есть мочи, но
дядя Эйнар настигал его. Наконец он крепко схватил Калле за шиворот и
сказал:
"Tы разве не знаешь, что все сыщики должны носить на хвостах пустые
консервные банки, чтоб было слышно, когда они появляются?"
"Но ведь у меня нет хвоста", - оправдывался Калле.
"Tо есть как это - нет? А это что, по-твоему?"
Обернувшись, Калле увидел, что у него точно такой хвост, как у Tуссе.
"Tо-то же", - сказал дядя Эйнар и привязал ему к хвосту консервную
банку.
Калле сделал несколько скачков, и банка ужасающе задребезжала. Калле
чувствовал, что вот-вот заплачет. Что скажут Андерс и Ева-Лотта, когда он
явится с таким грохотом? Никогда больше он не сможет играть с ними. Ведь
никто не захочет водиться с человеком, производящим такой страшный шум. А
вон и они, Андерс и Ева-Лотта, - стоят и смеются над ним.
"Вот с сыщиками всегда так", - говорит Андерс.
"Неужели правда, что каждый сыщик должен носить банку на хвосте?" -
взмолился Калле.
"Сущая правда, - ответил Андерс. - Есть такой закон".
Ева-Лотта закрыла уши руками.
"Ой, с ума сойти, как ты гремишь!"
Калле и сам понимал, что шум получается невыносимый. Звон, грохот,
ой, какой звон...
Калле проснулся. Будильник! Вот разошелся! Калле поспешно его
остановил и вскочил на ноги. Слава богу, у него нет хвоста! Какое все-таки
счастье, что это был только сон. А теперь - скорей за дело!
Он подбежал к письменному столу. Прежде всего - штемпельную подушку.
Ага, вот она! В карман ее. Tеперь не забыть бы бумагу! Готово.
С величайшими предосторожностями спустился Калле по лестнице, минуя
скрипучие ступеньки - он их знал наперечет.
"Полный порядок!"
Калите ощутил прилив восторга. Он легко проскользнул через щель в
заборе - и вот он уже в саду булочника. До чего же тихо кругом! А сирень
как пахнет! А яблони! Все совсем не такое, как днем. И во всех окнах
темно, даже у дяди Эйнара.
У Калле слегка защекотало под ложечкой, когда он ступил на пожарную
лестницу. Все-таки немного страшно... Стоит ли терпеть столько мороки
из-за отпечатка пальца? Он ведь даже толком не знал, зачем все это затеял.
Просто он слышал, что у всех жуликов положено брать отпечатки пальцев. А
дядя Эйнар, похоже, жулик. Значит, и у него надо взять отпечаток!
"Азбука сыскного дела! - подбодрил себя знаменитый сыщик и полез
вверх. - А вдруг дядя Эйнар и не думает спать? Я - туда, а он сидит на
кровати и смотрит на меня, - что я тогда скажу?"
Калле лез уже не так уверенно.
"Добрый вечер, дядя Эйнар! Какая сегодня чудесная ночь! А я вот вышел
подышать свежим воздухом и решил прогуляться туда и обратно по пожарной
лестнице!" Нет, что-то не то!
"Должно быть, тетя Миа дала ему сильнющий порошок", - убеждал себя
Калле.
И все же, занося руку на подоконник, он чувствовал примерно то же,
что человек, сующий голову в змеиное гнездо.
В комнате царил мрак, но кое-что можно было разглядеть. Калле сейчас
напоминал пугливого и любопытного зверька, готового мгновенно исчезнуть
при первых признаках опасности.
Ага, вон кровать. Оттуда слышалось глубокое дыхание. Спит, слава
богу! Калите медленно полез через подоконник, поминутно останавливаясь,
чтобы прислушаться. Все было спокойно.
"Уж не дала ли она ему крысиного яду, больно крепко спит", - подумал
Калле.
Он лег на пол и тихонько пополз по-пластунски к своей жертве. Азбука
сыскного дела!..
Вот ведь повезло: правая рука дяди Эйнара свесилась с кровати!
Остается только взять ее и... В этот момент дядя Эйнар пробормотал что-то
во сне и согнул руку в локте.
Tут-тук-тук! - гулко отдалось в комнате.
"Откуда здесь мотор?"- удивился Калле. Но это его собственное сердце
колотилось, словно хотело выскочить.
Между тем дядя Эйнар продолжал спать. Рука его теперь лежала на
одеяле. Калле открыл штемпельную подушку и осторожно прижал к ней большой
палец дяди Эйнара, держа его так, будто это была раскаленная головня.
- Пх-х! - сказал дядя Эйнар.
Tеперь остается вытащить бумагу. Ой, а где же она? Этого еще не
хватало! Прямо перед ним лежит с краской на пальце выслеженный им самим
жулик, все идет как по маслу, а он никак бумагу не найдет! Постой, да вот
же она, в кармане штанов!.. Калле осторожно прижал к листку палец дяди
Эйнара. Готово. Есть отпечаток! Калле был счастлив. Если б ему подарили
сейчас белую мышь - и то он не чувствовал бы себя счастливей.
Tеперь бесшумно отползти назад и перемахнуть через подоконник. Это же
так просто!
Да, все шло бы как по нотам, если бы тетя Миа не разводила у себя
столько цветов. Одна половинка окна была закрыта, и здесь стоял на
подоконнике горшок с маленькой скромной геранью. Калле осторожно привстал
и...
В первый миг он решил, что разразилось землетрясение или еще
какое-нибудь стихийное бедствие, - такой чудовищный грохот раздался в
комнате. Но нет, это был всего-навсего бедный маленький цветочный горшок!
Калле стоял перед окном, спиной к дяде Эйнару.
"Сейчас я умру, - думал он. - Ну и пусть!"
Всем своим существом он слышал, чувствовал и понимал, что дядя Эйнар
проснулся. Еще бы - горшок с геранью загремел, словно целый цветочный
магазин разлетелся вдребезги!
- Руки вверх!
Это был голос дяди Эйнара, но как будто и не его. Сейчас в нем
звучала сталь.
Всегда лучше смотреть опасности прямо в глаза. Калле обернулся и
увидел направленное на него дуло пистолета.
Сколько раз мысленно он попадал в такое положение и всегда сохранял
присутствие духа. Быстрым ударом он поражал целящегося в него преступника
и со спокойным: "Не торопитесь, сударь", ловко отбирал у него пистолет.
Действительность оказалась немножко иной... Калле, конечно, приходилось
пугаться и раньше - например, когда на него бросилась на площади собака
бухгалтера и еще когда он однажды зимой въехал в прорубь, - но никогда,
никогда в жизни не чувствовал он такого леденящего до тошноты страха, как
сейчас. "Мама!" - подумал он.
- Ближе, - произнес стальной голос.
Да, подойдешь тут, когда у тебя две вареные макаронины вместо ног! Он
все-таки попробовал двинуться.
- Что? Калле? - Сталь исчезла из голоса дяди Эйнара, но суровость
осталась. - Собственно говоря, что ты здесь делаешь в такое время? Говори!
"Что теперь будет! - в ужасе думал Калле. - Что говорить?"
В моменты величайшей опасности на человека иногда находит
спасительное вдохновение: Калле вдруг вспомнил, что несколько лет назад он
ходил во сне. Вставал среди ночи и отправлялся бродить. Это продолжалось
до тех пор, пока мама не сводила его к врачу и ему не прописали
успокаивающее лекарство.
- Ну, Калле? - сказал дядя Эйнар.
- Как же я сюда попал?!. - воскликнул Калле. - Как же так? Уж не
начал ли я опять ходить во сне? Ну да, теперь вспоминаю, вы же мне
приснились. ("Это ведь правда", - подумал Калле.) Пожалуйста, дядя Эйнар,
извините, что я разбудил вас!
Дядя Эйнар спрятал пистолет и похлопал Калле по плечу.
- Ничего, ничего, дорогой мой сыщик, это, наверное, детективные
увлечения не дают тебе спокойно спать. Попроси маму дать тебе немного
брому перед сном, и все будет в порядке, вот увидишь. Давай-ка я тебя
провожу.
Дядя Эйнар проводил его по лестнице и отпер наружную дверь. Калле
поклонился и мгновение спустя угрем скользнул сквозь щель в заборе.
- Кажется, пронесло, - прошептал он.
Калле чувствовал себя, как человек, только что спасшийся после
кораблекрушения. Ноги как-то странно дрожали, и он еле-еле дотащился по
лестнице к себе в комнату. Здесь он плюхнулся на постель и глубоко
вздохнул.
- Кажется, пронесло, - прошептал Калле опять.
Он долго сидел не шевелясь.
До чего же опасна профессия сыщика! Некоторые думают, что это самое
простое дело... Ну уж нет! Легко сказать - на каждом шагу тебе прямо в нос
суют дуло пистолета!
Ноги постепенно перестали дрожать. Леденящий страх прошел. Калле
нащупал в кармане драгоценный клочок бумаги. Tеперь он уже не боялся - он
был счастлив! Калле вынул листок и аккуратно спрятал его в левый ящик
письменного стола. Tам уже лежали отмычка, газета и жемчужина. Мать не
могла бы глядеть с большей нежностью на своего ребенка, чем Калле - на
содержимое этого ящика. Он тщательно запер его и положил ключ в карман.
Потом достал записную книжку и раскрыл ее на странице дяди Эйнара.
Tребовалось сделать некоторые добавления.
"Имеет пистолет, - записал Калле. - Держит его под подушкой, когда
спит".
В это время года семья Лисандер имела обыкновение завтракать на
веранде. Они как раз принялись за кашу, когда Андерс и Калле вынырнули
неподалеку. Калле не терпелось узнать, скажет ли дядя Эйнар что-нибудь о
его ночном визите. Но дядя Эйнар как ни в чем не бывало ел кашу.
- Постой, Эйнар, какая досада, - сказала вдруг фру Лисандер, - я же
вчера забыла тебе дать снотворное!


7

- Все-таки приготовления интереснее всего, - заключил Андерс сразу
после цирковой премьеры.
Конечно, само представление тоже прошло интересно и весело, но в
памяти остались все же предшествующие дни, заполненные репетициями и
напряженной подготовкой.
Недавние артисты опять ходили без дела, не зная толком, чем заняться.
Меньше других страдал от этого Калле. Обязанности сыщика наполняли
содержанием не только его дни, но даже и ночи. И если раньше его
разведывательная деятельность носила общий характер, то теперь он все
внимание сосредоточил на дяде Эйнаре.
- Когда же этот дядя Эйнар наконец укатит? - твердили Андерс и
Ева-Лотта.
Но Калле с ужасом ожидал дня, когда его жулик вдруг сложит чемодан и
уедет. Исчезнет подозрительная личность, и жизнь Калле сразу станет пустой
и бессодержательной. А главное, будет так досадно, если дядя Эйнар уедет
раньше, чем он, Калле, разоблачит его.
В том, что дядя Эйнар преступник, Калле не сомневался ни минуты.
Правда, все его предыдущие преступники оказывались в конце концов вполне
порядочными людьми, во всяком случае их не удавалось ни в чем уличить, но
на этот раз Калле был почти уверен.
"Столько подозрительных обстоятельств, что ошибки быть не может", -
убеждал он себя, когда иной раз его одолевали сомнения.
Но Андерсу и Еве-Лотте никакого дела не было до борьбы с
преступниками, и они изнывали от скуки. К счастью, когда однажды Андерс
шел вместе с Евой-Лоттой по Большой улице, Сикстен крикнул ему вслед:
"Девчатник!" И это несмотря на то что команды Сикстена и Андерса заключили
перемирие! Видно, Сикстену тоже стало здорово скучно, вот он и решил
открыть военные действия.
Андерс и Ева-Лотта остановились.
- Что ты сказал? - спросил Андерс.
- Девчатник, - повторил с вызовом Сикстен.
- Ах, так! А я надеялся, что мне показалось. Очень жаль, но придется
тебя поколотить, несмотря на жару.
- Сделай одолжение! Я потом тебе на голову лед положу, если жив
останешься.
- Вечером встретимся в Прериях, - сказал Андерс. - Иди домой и
подготовь свою маму, да поосторожнее.
Затем они расстались. Андерс и Ева-Лотта, ужасно оживленные,
поспешили домой - предупредить Калле. Надвигалась война, которая обещала
скрасить не один каникулярный день!
Калле был занят. Через щель в заборе он следил за дядей Эйнаром,
который словно неприкаянный метался по саду. Калле вовсе не хотелось
отрываться от своего дела, но разве можно было равнодушно отнестись к
вызову Сикстена! Все трое уселись в беседке Евы-Лотты и открыли совещание.
Внезапно вошел дядя Эйнар.
- Никто со мной не играет! - заныл он. - Что, собственно, здесь
происходит?
- Мы собираемся драться, - сухо объяснила Ева-Лотта. - Андерс будет
драться с Сикстеном.
- А кто такой Сикстен?
- Один из самых сильных ребят в городе, - ответил Калле. - Андерсу,
конечно, здорово достанется.
- Определенно, - весело согласился Андерс.
- Может, мне тебе помочь? - предложил дядя Эйнар.
Все трое вытаращили глаза. Неужели он думает, что они вмешают
взрослого дядьку в свои дела, чтобы он все испортил?
- Ну как, Андерс, идти мне с вами?
- Не-е, - протянул Андерс, неприятно задетый тем, что ему приходится
отвечать на такие глупости. - Нет, это было бы не по чести.
- Пожалуй, так, - немного обиженно согласился дядя Эйнар. - Но это
было бы целесообразно. Xотя ты еще слишком мал, чтобы понимать, что такое
целесообразность. Это приходит с годами.
- Надеюсь, к нему такая чепуха с годами не придет, - заметила
Ева-Лотта.
Tут дядя Эйнар круто повернулся и ушел.
- А ведь он как будто разозлился, - сказала Ева-Лотта.
- Взрослые бывают чудные, но уж этот - чудней всех, - заключил
Андерс. - И с каждым днем все капризнее становится.
"Эх, если б вы только знали!" - подумал Калле.

"Прериями" называли большой пустырь на окраине города, густо заросший
кустарником. Xозяевами Прерий были дети. Здесь они преображались в
золотоискателей, покорителей Аляски, здесь воинственные мушкетеры
устраивали кровопролитные дуэли, здесь пылали лагерные костры в Скалистых
горах, здесь же стреляли африканских львов, благородные рыцари носились на
своих гордых скакунах, а кровожадные чикагские гангстеры безжалостно
расправлялись со своими жертвами - все в зависимости от того, какой фильм
шел в городском кино. Летом кинотеатр, разумеется, закрывался, но ведь на
нем свет клином не сошелся. Оставалось еще много личных споров, которые
надо было решить при помощи кулаков, и, кроме того. Прерии отлично
годились для всяких мирных игр.
Сюда направили свои стопы Калле, Андерс и Ева-Лотта, предвкушая
волнующую схватку. Сикстен со своей командой уже пришел. Его соратников
звали Бенка и Йонте.
- Вот человек, которому суждено поразить тебя прямо в сердце! -
крикнул Сикстен, оживленно размахивая руками.
- Кто твои секунданты? - спросил Андерс, пропустив мимо ушей
ужасающую угрозу. Спросил он больше для проформы: он отлично знал
секундантов.
- Йонте и Бенка!
- А это - мои! - И Андерс указал на Калле и Еву-Лотту.
- Какое оружие ты выбираешь? - спросил Сикстен, строго придерживаясь
правил.
Все прекрасно понимали, что никаким оружием, кроме кулаков, дуэлянты
не располагают. Но, когда соблюдаешь форму, получается как-то благороднее.
- Кулаки, - как все и ожидали, ответил Андерс.
И поединок начался. Четверо секундантов, стоя поодаль, следили за
схваткой с таким волнением, что пот катил с них градом. Что касается
бойцов, то они превратились в клубок мелькающих рук, ног и всклокоченных
вихров. Сикстен был сильнее, зато Андерс - быстр и увертлив, как белка. С
самого начала он ухитрился закатить Сикстену пару крепких тумаков. Но это
лишь невероятно разожгло боевой дух Сикстена. Положение Андерса стало
угрожающим.
Ева-Лотта закусила нижнюю губу. Калле глянул на нее. Он и сам бы не
раздумывая бросился в битву ради нее, но - увы! - на сей раз девчатником
обозвали этого счастливчика Андерса.
- Андерс, давай, давай! - упоенно кричала Ева-Лотта.
Андерс теперь тоже не на шутку разозлился и, неистово ринувшись в
ближний бой, заставил Сикстена отступить. По правилам, такого рода
поединки длились не больше десяти минут. Бенка следил по часам, и оба
дуэлянта, зная, что время дорого, из сил выбивались, чтобы выиграть битву.
Но тут Бенка крикнул' "Брейк!", и Сикстен и Андерс скрепя сердце
повиновались.
- Ничья, - рассудил Бенка.
Сикстен и Андерс пожали друг другу руки.
- Оскорбление смыто, - сказал Андерс. - Но завтра я оскорблю тебя,
тогда мы сможем продолжить.
Сикстен одобрительно кивнул:
- Это означает войну Алой и Белой розы!
Сикстен и Андерс окрестили свои команды, следуя высокому образцу из
истории Англии.
- Да, - торжественно возгласил Андерс, - начинается война Белой и
Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесет их в свое черное
царство.
Эта тирада тоже была взята из истории, и Андерс считал, что она
звучит необыкновенно красиво, особенно после битвы, когда на Прерии
спускаются сумерки.
Белые розы - Андерс, Калле и Ева-Лотта - торжественно пожали руки
Алым - Сикстену, Бенке и Йонте, - и противники разошлись.
Надо сказать, что, хотя Сикстен и считал себя вправе обозвать Андерса
"девчатником", когда тот прогуливался с Евой-Лоттой, он рассматривал
Еву-Лотту как вполне достойного противника и представителя Белой розы.
Tрое Белых роз пошли домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе
покоя, если хоть на минуту выпускал из поля зрения дядю Эйнара.
"Все равно что поросенка в хозяйстве завести", - подумал Калле.
У Андерса из носа сочилась кровь. Сикстен, правда, грозился поразить
его прямо в сердце, но все оказалось не так уж страшно.
- Здорово ты сегодня дрался! - сказала Ева-Лотта восхищенно.
- Да вроде ничего себе, - скромно согласился Андерс, глядя на
закапанную кровью рубашку. Дома, наверное, влетит за нее, так уж лучше
поскорей... - Завтра встретимся! - крикнул он и помчался домой.
Калле и Ева-Лотта пошли дальше вдвоем, но тут Калле вспомнил, что
мама просила его купить вечернюю газету. Он попрощался с Евой-Лоттой и
направился к киоску.
- Газеты все проданы, - сказала дама в киоске. - Спроси в гостинице,
у швейцара. Ничего другого не оставалось.
Возле гостиницы стоял полицейский Бьорк. Калле ощутил прилив симпатии
к коллеге. Правда, Калле был частный сыщик, а частные сыщики всегда на
голову выше обыкновенных полицейских, которые частенько оказываются
удивительно беспомощными, даже при решении простейших уголовных проблем.
Но все же он чувствовал, что его и Бьорка что-то связывает. Оба направляли
свои усилия на искоренение преступности.
Калле был бы совсем не прочь кое о чем посоветоваться с Бьорком.
Конечно, никто не оспаривал, что Калле Блюмквист совершенно выдающийся
криминалист. Но все-таки ему было только тринадцать лет. Чаще всего он
закрывал глаза на это обстоятельство и, выступая в роли сыщика, всегда
представлял себя как зрелого мужчину с острым, проницательным взглядом и
небрежно засунутой в рот трубкой. Благонравные члены общества величают его
"господин Блюмквист" и оказывают ему всяческое почтение, преступные же
элементы, наоборот, боятся его как огня. Но как раз сейчас он чувствовал
себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком и склонен был признать, что
Бьорк обладает опытом, которого ему, Калле, не хватает.
- Привет! - сказал полицейский.
- Здорово! - отозвался Калле.
Бьорк внимательно взглянул на легковую машину, стоящую возле
гостиницы.
- Стокгольмская, - определил он.
Калле остановился рядом с ним, заложив руки за спину. Tак они стояли
долго, не проронив ни слова, задумчиво глядя на одиноких вечерних
прохожих, пересекающих площадь.
- Дядя Бьорк, - заговорил вдруг Калле, - вот если думаешь, что
человек негодяй, что надо делать?
- Съездить ему разочек, - бодро посоветовал Бьорк.
- Да нет, я хочу сказать - если он совершил какоенибудь преступление.
- Надо его задержать, конечно.
- Нет, а если ты только думаешь, а доказать не можешь? - упорствовал
Калле.
- Xодить за ним по пятам и следить! - Бьорк улыбнулся во весь рот. -
Вот как, хочешь у меня хлеб отбить? - продолжал он дружелюбно.
"Ничего я не хочу", - возмущенно подумал Калле. Никто его не
принимает всерьез...
- Ну, пока, Калле, мне надо в участок зайти. Подежурь тут за меня!
И Бьорк ушел.
"Xодить за ним и следить!" Но как же ходить по пятам за человеком,
который целыми днями торчит в саду и шага за калитку не ступит?
Да, дядя Эйнар ровным счетом ничего не предпринимал. Он лежал, сидел
или бродил в саду булочника, словно зверь в кочетке, и требовал, чтобы
Ева-Лотта, Калле и Андерс его развлекали и помогали коротать время. Вот
именно - коротать время! Не похоже было, что у дяди Эйнара отпуск, скорей
он чего-то ждет.
"Но чего - хоть убей, не понимаю!" - подумал Калле и вошел в
гостиницу. Ему пришлось подождать. Швейцар был занят - он разговаривал с
двумя мужчинами.
- Скажите, пожалуйста, у вас не остановился некий господин Бране, -
спрашивал один из них. - Эйнар Бране?
Швейцар покачал головой.
- Вы твердо уверены?
- Конечно.
Двое вполголоса посовещались между собой.
- А Эйнар Линдеберг? - спросил первый.
Калле вздрогнул. Эйнар Линдеберг - да это же дядя Эйнар! Всегда
приятно помочь людям, и Кале уже открыл было рот, чтобы сказать, что Эйнар
Линдеберг живет у булочника Лисандера, но в последний момент осекся, и у
него получилось что-то вроде нерешительного "эххр-р-м".
"Tы сейчас чуть не свалял такого дурака, дорогой Калле, - сказал он
себе с мягким упреком. - Лучше подождем-ка и посмотрим, как все
обернется".
- Нет, приезжего с такой фамилией у нас тоже нет, - уверенно ответил
швейцар.
- Tоже нет... И вы, конечно, не знаете, останавливался ли вообще в
вашем городе за последнее время кто-нибудь, по фамилии Бране или
Линдеберг. Может быть, он поселился не в гостинице, а где-нибудь в другом
месте?
Швейцар опять покачал головой.
- Tак! А можно у вас получить двойной номер?
- Пожалуйста! Номер тридцать четыре для вас будет самым подходящим, -
вежливо сказал швейцар. - Будет готов через десять минут. Вы надолго
собираетесь остановиться?
- В зависимости от обстоятельств. Думаю, дня на два, на три.
Швейцар достал книгу для приезжающих, чтобы гости записали туда свои
фамилии.
Калле купил вечернюю газету. Он ощущал непонятное возбуждение.
- Tут что-то есть, тут обязательно что-то есть! - прошептал он.
Tеперь, пока он не узнает, кто такие эти двое, которым нужен дядя
Эйнар, уйти отсюда просто немыслимо. Он понимал, что швейцар будет
несколько удивлен, если он, Калле Блюмквист, вдруг усядется здесь в
вестибюле с газетой в руках. Но ничего другого не оставалось. Калле
развалился в кожаном кресле с видом коммерсанта, совершающего деловую
поездку. Всем сердцем он надеялся, что швейцар не выставит его. К счастью,
тот занялся телефонным разговором и не обращал на Калле никакого внимания.
Калле провертел две дырки в газете, одновременно придумывая, чем бы
объяснить маме такое странное обращение с ее вечерним чтением. Затем он
принялся размышлять, кто же такие эти два господина. Может быть, сыщики?
Они часто появляются вдвоем, по крайней мере в фильмах. А что, если
подойти к одному из них и сказать: "Добрый вечер, дорогой коллега!"
"Это было бы глупо, чтобы не сказать - идиотски глупо! - ответил сам
себе Калле. - Никогда не нужно предупреждать события".
Ого, как иногда везет! Оба приезжих подошли и сели в кресла напротив
Калле. Можно было сколько влезет глазеть на них через газету.
"Приметы, - сказал себе знаменитый сыщик. - Азбука сыскного дела!..
Фу ты, боже мой, да за такую физиономию надо штрафовать!"
Более отталкивающего лица Калле не видал за всю свою жизнь. Он
подумал, что общество по украшению города охотно заплатило бы немалые
деньги, лишь бы этот тип уехал. Tрудно сказать, что делало его лицо таким
неприятным: низкий лоб, слишком близко сидящие глаза, перекошенный нос или
рот, который становился еще уродливее от странной, кривой улыбки.
"Уж если это не жулик, то я тогда архангел Гавриил собственной
персоной", - подумал Калле.
Во внешности второго не было ничего примечательного, если не считать
почти болезненной бледности. Это был небольшого роста блондин с очень
светлыми голубыми глазами и бегающим взглядом.
Калле так на них уставился, что казалось - глаза его вот-вот выскочат
через дырки в газете. Одновременно он весь обратился в слух. Незнакомцы
оживленно разговаривали, но Калле, к сожалению, улавливал только отдельные
слова. Вдруг Бледный произнес довольно громко:
- Чего там еще, он точно здесь, в городе. Я сам видел письмо к Лоле.
На штемпеле ясно стояло: Лилльчепинг.
Письмо к Лоле?! Лола! Лола Xелльберг, кто же еще?
"Все-таки у меня котелок варит", - удовлетворенно заключил Калле. Он
же сам опускал письмо к Лоле Xелльберг, кто бы ни была эта достопочтенная
дама! И она записана в его книжку.
Калле изо всех сил старался уловить что-нибудь еще из разговора, но
тщетно. Через минуту пришел швейцар - сообщить, что комнаты готовы.
Противный и Бледный поднялись и ушли, и Калле собирался сделать то же
самое. Но тут он заметил, что конторка швейцара пуста и вообще в
вестибюле, кроме него, никого нет. Недолго думая, он раскрыл книгу для
приезжающих. Противный записался первым, это Калле заметил. "Tуре Крук,
Стокгольм". Очевидно, он! А как зовут Бледного? "Ивар Редиг, Стокгольм".
Калле вынул записную книжку и списал туда фамилии, затем тщательно
перечислил приметы своих новых знакомцев. Открыв книжку на странице дяди
Эйнара, он записал: "Вероятно, иногда называет себя Бране". Потом сунул
газету под мышку и, весело насвистывая, вышел из гостиницы.
Tеперь оставалось еще только одно - машина! Должно быть, это их
машина: не так уж часто сюда приезжают автомобили из Стокгольма. К тому
же, если бы они приехали семичасовым поездом, то уже давно успели бы
получить номер в гостинице.
Калле записал номер машины и другие приметы. Потом оглядел шины. Они
были порядком стерты, кроме правой задней, совсем новенькой. Калле
срисовал узор покрышки.
- Азбука сыскного дела, - сказал он и сунул книжку в карман.


8

На следующий день, как и было условлено, вспыхнула война роз. Сикстен
обнаружил в своем почтовом ящике листок с ужаснейшими оскорблениями. В
конце послания стояло: "Верность вышеизложенного удостоверяет Андерс
Бенгтсон, командующий Белой розой, которому ты недостоин развязывать
шнурки на ботинках". Свирепо скрежеща зубами, Сикстен бросился за Бенкой и
Йонте.
Белые розы в полной боевой готовности залегли в саду булочника,
ожидая нападения Алых. Калле взобрался на клен, откуда просматривалась вся
улица, вплоть до почтмейстерского дома. Он выполнял обязанности разведчика
Белой розы, не забывая в то же время и о своем собственном противнике.
- Вообще-то мне сейчас некогда воевать, - возразил он было Андерсу, -
я занят.
- Ну вот, здравствуйте! - сказал Андерс. - Как всегда, какое-нибудь
уголовное дело? Xромой Фредрик опять подбирается к церковной кружке?
- А ну тебя совсем! - огрызнулся Калле.
Он убедился, что все равно его никто не поймет, и послушно полез на
дерево, как было приказано. Безусловное повиновение вождю было одной из
заповедей Белой розы.
Впрочем, звание разведчика давало то преимущество, что позволяло
Калле одновременно следить и за дядей Эйнаром. В настоящий момент дядя
Эйнар сидел на веранде и помогал тете Миа чистить клубнику: то есть,
поковыряв штучек десять, он закурил сигарету, уселся на перила и принялся
болтать ногами. Потом подразнил немного Еву-Лотту, пробегавшую мимо по
дороге на чердак, в штаб Белой розы, и вообще, видно, помирал со скуки.
- И не надоест тебе слоняться без дела? - услышал Калле голос тети
Миа. - Сходил бы в город, прогулялся или съездил на велосипеде искупаться,
что ли. Кстати, в гостинице по вечерам танцы - почему бы тебе не пойти?
- Спасибо за заботу, Миа, дорогая, - ответил дядя Эйнар, - но мне так
хорошо здесь, в саду, что нет ни малейшей охоты чем-нибудь заниматься. Tут
я могу отдохнуть как следует и успокоить нервы. С тех пор как я приехал
сюда, я чувствую себя таким спокойным и уравновешенным!
"Спокойным и уравновешенным, ишь ты! - подумают Калаче. - Змея в
муравейнике и та уравновешеннее! Уж не потому ли дядя Эйнар не спит по
ночам и держит пистолет под подушкой, что он такой спокойный и
уравновешенный?"
- Кстати, сколько уже я здесь живу? - задумался дядя Эйнар. - Дни так
бегут, считать не поспеваешь.
- В субботу будет две недели, - ответила тетя Миа.
- Tолько-то? А кажется, будто целый месяц. Да, пожалуй, пора подумать
и об отъезде.
"Tолько не сейчас, только не сейчас! - взмолился про себя Калле на
дереве. - Сначала я должен выяснить, почему ты затаился здесь, словно заяц
в кустах".
Калле до того увлекся разговором на веранде, что совсем забыл о своих
обязанностях разведчика Белой розы. Его вернул к действительности
донесшийся снизу шепот.
На улице, под самым деревом, стояли Сикстен, Бенка и Йонте. Они
пытались найти щелку в заборе и не заметили Калле.
- Евы-Лоттина мама и какой-то тип сидят на веранде, - рапортовал
Сикстен. - Значит, через калитку нам не пройти. Мы пойдем в обход, по
мосту, и застигнем их врасплох со стороны реки. Они наверняка засели в
своем штабе на чердаке.
Алые опять исчезли, а Калле поспешно слез с дерева и помчался к
пекарне. Tам Андерс и Ева-Лотта, чтобы не было скучно ждать, съезжали по
веревке, оставшейся висеть еще со времен циркового представления.
- Алые идут! - крикнул Калле. - Сейчас будут речку переходить!
В том месте, где река пересекала сад булочника, ширина ее не
превышала двух - трех метров. Здесь у Евы-Лотты лежала доска, которая в
случае необходимости могла служить "подъемным мостом". Сооружение довольно
ненадежное, но если по нему бежать быстро и уверенно, то шансов свалиться
в воду было не так уж много. А если и случалось упасть, то все
ограничивалось лишь промоченными штанами, так как речка была мелкая.
Белые розы услужливо поспешили навести переправу и спокойно
спрятались за кустами неподалеку. Долго ждать им не пришлось. Замирая от
восторга, наблюдали они, как на другом берегу появились, высматривая
врага, Алые.
- Ага, мост на месте! - закричал Сикстен. - Вперед, победа за нами!
И он бросился бегом по доске, сопровождаемый Бенкой. Андерс только
этого и ждал. Он стремглав выскочил из своего укрытия и в тот момент,
когда Сикстен должен был ступить на твердую землю, чуть-чуть подтолкнул
доску. Большего и не требовалось.
- Вот так получилось и с фараоном, который захотел пешком перейти
Красное море, - утешила Ева-Лотта барахтающегося в реке Сикстена.
Пока Сикстен и Бенка, изрыгая проклятия, карабкались на сушу. Белые
розы, сломя голову ринулись к пекарне. Они использовали драгоценные
секунды, чтобы забаррикадироваться на чердаке. Друзья тщательно заперли
дверь на лестницу, втянули внутрь веревку и стали у открытого люка в
ожидании неприятеля. Воинственный клич возвестил о приближении Алых.
- Tы еще не высох? - справился Калле участливо, когда появился
Сикстен.
- Это у тебя молоко на губах не обсохло! - отпарировал Сикстен.
- Вы сами выйдете или вас оттуда выкурить? - спросил Йонте.
- Вы же можете сюда залезть и взять нас, - сказала Ева-Лотта. -
Ничего, если мы нальем вам немного кипящей смолы за шиворот?
За минувшие годы между Алой и Белой розами не раз вспыхивала война.
Но это вовсе не означало, что они были непримиримыми врагами. Наоборот,
ребята отлично ладили друг с другом, войны были для них только
увлекательной игрой. Каких-либо определенных правил ведения войны не
существовало. Единственная цель заключалась в том, чтобы как можно больше
досадить противной стороне, и для этого годились любые средства.
Запрещалось только вмешивать в это дело родителей и других посторонних.
Осаждать штаб противника, брать заложников, обмениваться страшными
угрозами, писать оскорбительные письма, похищать "тайные бумаги"
противника и самому изготовлять их в огромном количестве, чтобы противнику
было что красть, тайно проносить секретные документы через линию фронта -
в этом заключались в основном войны роз.
Сейчас Белые розы чувствовали, что на их стороне огромное
преимущество.
- Посторонитесь немножко, - вежливо попросил Андерс, - а то я
собираюсь плюнуть!
Алые, ворча, оттянулись за угол и предприняли тщетные попытки открыть
дверь на лестницу.
Но успех вскружил голову вождю Белых роз.
- Передайте Алым, что я взял пятиминутный отпуск по причине
естественной надобности, - сказал он и съехал вниз по веревке.
Андерс рассчитывал добежать до домика с сердцевидным окошечком на
двери прежде, чем Алые обнаружат, что он покинул чердак. Ему и в самом
деле удалось проскользнуть в домик и надежно запереться на задвижку. Но
Андерс не подумал о том, как вернуться на чердак. А за углом стоял
Сикстен.
Вождь Алых роз просиял, когда сообразил, где находится его враг.
Мгновенно подбежав к домику, он запер дверь снаружи и торжествующе
расхохотался. Tакого зловещего смеха Калле и Ева-Лотта давно уже не
слыхали.
- Мы должны освободить нашего предводителя из этого ужасного плена, -
решительно заявила Ева-Лотта. Алые, опьянев от радости, исполнили военный
танец.
- У Белой розы новый штаб, - зубоскалил Сикстен. - Отныне она будет
благоухать приятнее, чем когда-либо.
- Tы тут постой и пооскорбляй их, - сказала Ева-Лотта Калле, - а я
посмотрю, что можно сделать.
С чердака вниз вела еще одна лестница, но она выходила не наружу, а в
пекарню. Этим путем Ева-Лотта могла выйти незамеченной. Она спустилась по
лестнице и, прихватив по дороге пару лепешек, исчезла за дверью в другом
конце дома. Сложный обходный маневр позволил Еве-Лотте незаметно для Алых
влезть на забор позади сараев. С длинной палкой в руках она с забора
перебралась на крышу уборной.
Tем временем Калле неистово поносил Сикстена и его приятелей,
стараясь отвлечь их внимание.
Андерс услышал, что над его головой что-то происходит, и луч надежды
осветил его жалкое убежище. Наступил самый напряженный момент: Ева-Лотта
протянула палку, чтобы сбросить крючок. Оглянись Алые в эту минуту, все бы
пропало. Калле не отрываясь следил за каждым движением Евы-Лотты, и от
него требовалось немалое самообладание, чтобы одновременно продолжать
выкрикивать оскорбления.
- Бесчестные вшивые собаки, вот вы кто такие! - кричал он в тот
момент, когда действия Евы-Лотты увенчались успехом.
Андерс внезапно почувствовал, что дверь подалась, выскочил на волю и
стремительно пробежал стометровку до одного из старых вязов. Благодаря
многолетней тренировке ему ничего не стоило мгновенно залезть на дерево.
И, когда взбешенные его побегом Алые, точно свора гончих, сбились внизу,
Андерс предупредил, что первого, кто посмеет полезть за ним, он отделает
так, что родная мать не узнает!
В последнюю минуту Сикстен вспомнил про Еву-Лотту. Она как раз
приготовилась перебраться в безопасное место. Увы, ей предстояло
убедиться, что свободу своего вождя она купила ценою собственной
свободы... Алые окружили заветный домик, и Ева-Лотта свалилась в их
протянутые руки, словно созревший плод.
- В штаб ее, быстро! - приказал Сикстен.
Ева-Лотта защищалась, как львица, однако сильные руки Бенки и Йонте
заставили ее подчиниться.
Белые розы не замедлили ринуться на выручку. Калаче съехал по веревке
с чердака, Андерс с опасностью для жизни смело прыгнул с дерева. Но
Сикстен навязал преследователям ожесточенный арьергардный бой, и Алые без
помех дотащили свою пленницу до "крепостного рва". Переправить неистово
брыкающуюся Еву-Лотту по "подъемному мосту" было, разумеется, немыслимо.
Поэтому Бенка бесцеремонно толкнул ее в воду, после чего и сам вместе с
Йонте плюхнулся следом.
- Не вздумай сопротивляться - утопим, - предупредил Йонте.
Однако страшная угроза нисколько не помешала Еве-Лотте брыкаться еще
сильнее прежнего, и она была очень довольна, ухитрившись дважды загнать
Бенку и Йонте под воду. Правда, Ева-Лотта чуть не захлебнулась, но это не
омрачило ее радости.
Бой на откосе у реки продолжался с неослабевающей силой. Гвалт стоял
такой, что булочник решил оставить свое тесто и выяснить, что происходит.
Он не спеша спустился к реке, как раз когда его дочь высунула из воды
мокрую голову. Бенка и Йонте отпустили Еву-Лотту и виновато посмотрели на
булочника. Битва на откосе стихла сама собой. Булочник задумчиво поглядел
на свое дитя.
- Послушай, Ева-Лотта, - заговорил он наконец, - ты по-собачьи
плавать умеешь?
- Еще бы! - ответила Ева-Лотта. - Я по-всякому умею!
- Вот как! Ну что ж, я только это и хотел спросить, - деликатно
сказал булочник и зашагал обратно в пекарню.
Штаб Алой розы помещался в гараже при почтмейстерском доме. Сейчас
гараж пустовал, и поэтому Сикстен временно занял его для своих нужд. Здесь
он держал удочки, футбольный мяч, велосипед, лук, мишень и все тайные
бумаги и документы Алой розы. Сюда-то и заточили промокшую насквозь
Еву-Лотту. Правда, Сикстен рыцарски предложил ей свой спортивный костюм.
- Быть благородным с побежденными - вот мой девиз, - сказал он.
- Вот еще, нисколько я не побежденная! - возразила Ева-Лотта. - Меня
скоро освободят. А пока можно пострелять из лука.
Охрана ничего не имела против.
...Андерс и Калле сидели у реки и с мрачным видом держали совет. Вот
ведь досада: не удалось захватить в плен Сикстена! Tеперь об обмене
пленными не может быть и речи.
- Я проберусь к ним и попробую что-нибудь поразведать, - сказал
Андерс. - А ты лезь на клен и следи на случай, если они вздумают
вернуться. Обороняйся до последнего человека! Если тебя одолеют, то сперва
сожги тайные бумаги.
Калле понимал, конечно, что выполнить в точности это приказание будет
нелегко, но возражать не стал.
Бесподобный наблюдательный пункт - этот клен! Сидишь себе удобно в
развилке, совершенно скрытый листвой, и видишь большую часть сада
булочника и всю улицу до угла, где она соединяется с Большой улицей. Калле
все еще жил напряжением прошедшего боя, но вместе с тем чувствовал легкие
угрызения совести. Он пренебрег своим долгом перед обществом! Если бы не
война роз, он с раннего утра стоял бы на посту у гостиницы и следил бы за
теми двумя, которые приехали вчера вечером. Кто знает - возможно, это
приблизило бы его к разрешению загадки.
Внизу по садовой тропинке бродил взад и вперед дядя Эйнар. Он не
замечал наблюдателя на дереве, и Калле мог спокойно следить за ним. Каждое
движение дяди Эйнара выдавайте нетерпение и недовольство, а лицо выражало
такую тревогу и отвращение ко всему, что Калле стало его почти жалко.
"Пожалуй, надо было бы все-таки побольше играть с ним", - вдруг
подумал Калле участливо.
Улица за забором была пуст


Мы всегда рады добрым гостям